Он обернулся к девушке и махнул рукой.

— Заходи, Маруся, здесь все свои.

— Здравствуйте, — поздоровалась девушка, переступая через порог.

— Милости просим, — улыбнулся ей парень в пиджаке.

А его приятель в тельняшке покачал головой.

— Ты прежде чем на абордаж кидаться, браток, документ какой предъяви.

Вошедший усмехнулся и показал на свою бескозырку:

— Читать умеешь?

На ленточке значилось название корабля. Позолота букв облетела, но все равно надпись читалась достаточно ясно — «Императрица Мария».

— Первой корабельной роты котельный машинист Иван Шлыков.

— Понял, — кивнул человек с «маузером». — Кочегар, значит. Когда рвануло на вашем корабле, где был?

— Как раз вахту отстоял, зашел в котельную угольную пыль с себя смыть. Первым помылся, на палубу поднялся, где как раз молебен был, и тут как грохнет! Все, которые на вахтах и которые в котельной остались, сразу сгорели. Три сотни человек, считай. А те, кто на молебне стояли, выжили, ну и я заодно.

— Как тут в Бога не поверить! — вздохнул парень в пиджаке и оглянулся на девушку. — В газетах недавно пропечатали, что подняли все-таки ваш линкор.

— Не знаю, — покачал головой котельный машинист, — меня там нет. В Крыму теперь офицерье жирует. А я с января по фронтам, сначала под Новочеркасском, где мы Каледина били. Потом уж в Пятую армию к Сиверсу попал. И под Бахмачом, в самом пекле, я за пулеметом лежал.

— Ваню враги ранили, — негромко произнесла девушка, — очень сильно. Он сначала в харьковском госпитале был, а потом уж сюда приехал…

— Ну да, — подтвердил ее друг, — приехал к Марусе, женится вот думаю. А ее тут всякая контра за человека не считает. Денег не платит, кормиться нечем. Да вы сами взгляните на нее: была человеком, а теперь в ней и трех пудов нет. Так что я сейчас этого гада… Как его, Маруся?

— Камергер Росляков, — тихо подсказала девушка.

— Ша, браток! — неизвестно чему обрадовался человек с «маузером». — Так мы сами этого камергера тут выжидаем. Вчера у него здесь ЧеКа обыск делала. Зашли, как водится, с парадного входа, а он, гад, смылся, видать… Короче, не застали, а может, и в самом деле не было его. Кухарка только, старуха глухая, ничего от нее добиться не могли. Так и она тоже под шумок свинтила. Мы-то уж потом подгребли сюда. Тут как раз ЧеКа работала. А потом уж сам Урицкий прикатил, когда тут золото и брильянты обнаружили.

— Выходит, я опоздал, — вздохнул котельный машинист, — теперь ничего не получу с этого гада.

— Так накормить мы сможем тебя. Мы и коньяк нашли «фин шампань» шустовский — почти целая бутылка осталась. Картошку можно пожарить. А Маруся твоя пусть в вещах пороется. Шуб там, правда, уже нет — вчера чекисты их вывезли, но кое-какое барахлишко найдется.

Матрос с линкора «Императрица Мария» посмотрел на девушку.

— Давай, Маруся, поройся там: может, что и отыщешь себе или для обмена.

Но девушка только покачала головой. В глазах ее стояли слезы.

— Что ж ты, красавица, загрустила? — начал успокаивать ее матрос в тельняшке. — Здесь чужого ничего нет. Все наше, народное. Так что без стеснения забирай, что себе присмотришь. А я потом тоже пороюсь в барахле: может, что для сестрицы своей найду. Отправлю ей в деревню. Пусть там при всем параде как барыня ходит.

Девушка повернулась и молча пошла к выходу. Переступив порог, она закрыла ладонями лицо, чтобы никто не видел, как она плачет.