— Не довелось, — признался человек в бушлате.

— И слава богу! Увидите — не заснете неделю! Я вам это гарантирую. Этот Урицкий — маленький, толстый, ножки короткие, даже очень короткие, голова гладко выбрита… и еще пенсне. Крошка Цахес — помните такого гадкого персонажа у Гофмана? Даже не так. Урицкий вообще похож на жабу. На злобную вонючую жабу, которая не заслуживает жизни!

— Когда и как вы хотите его убить?

— Я хочу убить его прямо сегодня. У меня есть револьвер. Мой план таков: поеду на Дворцовую, где у них народный комиссариат внутренних дел, и стану ждать. Раньше полудня этот упырь на службе не появляется. Я выстрелю в него и быстро уеду на велосипеде. Все растеряются, а когда сообразят и бросятся за мной, я буду уже далеко. А я уж не промахнусь. Вчера на пустыре тренировался в меткости и понял, что именно на мне лежит эта миссия.

Глава первая

Сначала она отказала. Сережа настаивал, возмущался, говорил, что это просто некрасиво — отказывать в такой малости человеку, с которым ее связывает нечто большее, чем школьная дружба. Нечто большее — это когда уже после окончания школы, Лена училась на втором курсе, он пригласил ее в гости на свой день рождения, пытался напоить, лез целоваться, а потом затащил в спальню своих родителей и тоже чего-то требовал.

Потом Лаленков в гости не приглашал больше, однако позвал на свою свадьбу, на которой, пока не напился, выглядел вполне счастливым. Но на улицах они время от времени случайно встречались — благо жили неподалеку друг от друга. При встречах Сергей кивал иногда, но когда рядом была его жена, делал вид, что близорук, и проскакивал мимо.

А теперь он настойчиво уговаривал:

— Ну что тебе стоит, Самохина? Один разок всего!

Сергей звал ее на какой-то остров. На остров, разумеется, можно было добраться только на каком-то плавсредстве — надувная лодка и надувной матрац не подходили по определению, ввиду удаленности острова от берега. А у Лены был в собственности катер, доставшийся ей от отца. Отец и научил ее управлять катером.

— Нет, — ответила Лена, — твой остров на Ладоге, а туда идти — только время терять. Мне и на Финском заливе хорошо.

Вскоре позвонила жена Лаленкова, с которой Самохину уж точно ничего не связывало, но жена одноклассника щебетала так, словно они лучшие подруги. И она тоже стала уверять, что тот остров — просто рай земной, где можно расслабиться и заниматься чем угодно, потому что там никого нет.

— А змеи там есть? — поинтересовалась Лена.

— При чем тут змеи? — не поняла Лаленкова.

— Так ведь в раю змеи водились.

— Правда, что ли? Фу, гадость какая!

Наконец, позвонил Лешка Смирнов — тоже одноклассник… И тогда Лена согласилась. Смирнов убедил ее, что возле этого острова уникальная роза ветров: там ветер есть всегда, даже при полном штиле, что для серфингиста — самое то.

Лена виндсерфингом уже не занималась — теперь ее увлек кайтинг, правда, бывшие одноклассники об этом не знали, да и вряд ли они догадывались, что это такое вообще.

Маму Лена не помнила, но очень любила. Часто рассматривала фотографию молодой светловолосой красавицы, а перед тем как уснуть, целовала снимок в рамке и ставила его на тумбочку рядом со своей кроваткой. Ей сразу объяснили, что мама умерла, давая ей жизнь. Но мама всегда была рядом — так казалось Лене. А вот отец не всегда — он был то в походе, то на корабле. Иногда он брал с собой на службу и дочку, а потому девочка параллельно с родным языком выучила и военно-морской: прекрасно разбиралась в устройстве корабля, знала, где находится клотик, шкафут, полубак, ходовой мостик, кают-компания, и без перевода понимала, что такое переборка, проход, баночка, камбуз, шпангоуты, леера… Даже находясь на берегу, отец будил ее в одно и то же время — в семь утра.