|
В общем-то она была согласна с отцом, сказав, что кого бы король ни прислал, результат будет тот же. Потом мы вернулись домой, и до самой ночи мама то пичкала меня лакомствами, то награждала шлепками, то бранила, то обнимала — и все это более или менее одновременно. Когда же стало совсем поздно, мы снова услышали, как кричит в ночи грифон. Этот негромкий, протяжный звук так сильно на меня подействовал, что я почти не спала, хотя устала ужасно.
Но утром, когда я помогла Уилфриду доить коз, мне наконец-то разрешили сбегать в лагерь, но только если я возьму с собой Малку. В лагере Молли помогала королю облачиться в доспехи, и Шмендрик тоже, причем все трое вели себя так, словно сегодня был просто еще один день нашего путешествия. Увидев меня, они как ни в чем не бывало поздоровались, а Шмендрик поблагодарил меня: мол, я поступила правильно, и король получил возможность отдохнуть и выспаться перед… Я не дослушала. Даже не знаю, что на меня нашло. Клянусь, я не подозревала, что способна на что-то подобное. Бросившись к королю, я обняла его обеими руками и воскликнула: — Не ходи! Не ходи никуда, я передумала! Пожалуйста, не надо сражаться! Король Лир посмотрел на меня сверху вниз. В эти секунды он казался очень высоким — как самое старое и могучее дерево в лесу или даже выше. Осторожно погладив меня по голове своей латной рукавицей, он сказал: — Но я должен сражаться, малышка. Это моя работа. То же самое я всегда говорила себе, но теперь мне казалось — это было ужасно давно, и от того, что король повторил мои же слова, мне сделалось нехорошо. — Не ходи туда! — попросила я. — Я передумала. Пусть этого дурацкого грифона убьет кто-нибудь другой. Ты вовсе не обязан рисковать собой. Возвращайся к себе в замок и живи, как прежде: будь нашим королем, управляй нами… ну и все такое. — Так я лепетала и шмыгала носом — словом, вела себя как самая глупая девчонка на свете. Хорошо еще, что Уилфрид меня не видел. Король Лир продолжал одной рукой гладить меня по голове, а другой пытался отодвинуть, но я только еще крепче вцепилась в него. Кажется, я даже пыталась вытащить из ножен его меч, чтобы удрать с ним. Не будет же король сражаться без меча, думала я в отчаянии. — Нет, малышка, ты не понимаешь… — мягко сказал Лир. — Есть чудовища, убить которых под силу только королю. Я знал это… и все-таки послал других людей умирать вместо меня. Я не должен был этого делать и теперь сожалею. Нет, никто, кроме меня, не сможет тебе помочь и избавить твою деревню от грифона. Это моя работа и мой… долг. — Тут он наклонился и поцеловал мою руку, как, наверное, целовал руки придворным дамам. Он поцеловал мне руку — совсем как им! Потом подошла Молли и увела меня от короля. Прижимая меня к себе, она гладила меня по голове и говорила: — Суз, детка, поверь: ни он, ни ты уже не можете обратить историю назад. Это судьба: ты должна была явиться к нему с этой последней трудной задачей, а он должен был попытаться решить ее, и ни один из вас, будучи тем, кто он есть, не мог поступить иначе. Теперь тебе остается одно: быть такой же смелой и мужественной, как Лир, и вместе с нами ждать, пока… — Тут Молли спохватилась, что сказала что-то не то. — И ждать, — добавила она. — Потому что ты, конечно, не пойдешь с нами в этот ужасный лес. — Пойду! — сказала я. — И вы меня не остановите. Никто меня не остановит! Я уже не клянчила и не хлюпала. Я сказала это совершенно нормальным тоном, и это, похоже, напугало Молли больше всего. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, она несколько раз тряхнула меня и очень серьезно посмотрела мне в глаза. Наконец Молли сказала:
— Хорошо, Суз, ты пойдешь в лес, но только при одном условии: сейчас ты честно и откровенно скажешь мне, что родители разрешили тебе идти с нами. |
