Наутро он чувствовал себя спокойнее, но желание найти Аменхотепа было все так же сильно. Как только Галл встал, Рамери тотчас же отправился к нему, изложил ему свой план и просил помощи привести его в исполнение.

Патриций с обычной благосклонностью отозвался на его просьбу.

– Прекрасная мысль, Рамери. Очень любопытно было бы найти мага, ставшего жертвой своего собственного снадобья. Я прикажу управляющему снабдить тебя людьми и материалом, а ты уж сам переговори с ним обо всем. Будь спокоен, я сохраню твою тайну, так как ты желаешь этого.

Покончив с этим делом, Рамери отправился к Пентауру попросить его повторить погребальные церемонии над мумией.

Старый жрец сурово выбранил его за то, что из-за пустого любопытства он потревожил тело, освященное уже для вечного покоя, но тем не менее обещал исполнить его просьбу.

Когда, не выдавая истинной цели своей поездки, Рамери упомянул, что он едет в Мемфис, Пентаур глубоко вздохнул:

– Грустно будет тебе видеть в развалинах этого соперника Фив и Вавилона, которого ты видел в полном расцвете его блеска.

– Возможно ли, чтобы Мемфис был совершенно разрушен и необитаем? Храмы, по крайней мере, устояли против натиска времени?

– Камни-то стоят, да душа далеко. Все, что было богатого и деятельного, мало-помалу выселилось в Александрию. Жрецы последовали за верующими в новые храмы, но в новых кварталах еще прозябает кое-какая голытьба. Говорят, что там свили себе гнездо христиане, которые скрываются в покинутых дворцах. Но с тех пор, как Окхос его разрушил, Мемфис не поднимался уже больше. Можно смело сказать, что это мертвый город. Да ты, впрочем и сам увидишь.

Глава IV

Рамери деятельно занялся приготовлениями к своей экскурсии. Эриксо неожиданно объявила, что едет с ним, и скульптор вообразил, что это его слова так на нее подействовали, что она, устыдившись своей неблагодарности, решила помочь ему найти Аменхотепа.

Эриксо молча выслушала его хвалебную речь по этому поводу; но, к счастью, Рамери не видел насмешливой улыбки и не слышал, как раскаявшаяся пробормотала за его спиной:

– Глупец! Не догадываешься ты, что я еду только для того, чтобы помешать тебе найти его!

Отъезд Эриксо очень не понравился Галлу, но он не рискнул раздражать ее ничем не мотивированным отказом в дозволении сопровождать Рамери. Три дня спустя скульптор со своей спутницей отправились в дорогу.

По мере того, как они приближались к Мемфису, сердце Рамери все болезненнее сжималось. Эти места, некогда цветущие, чудно возделанные и кипевшие жизнью, по большей части превратились в дикую пустыню. Песок мало-помалу засыпал все.

Еще более тяжелое впечатление произвел на них самый город, пустынные улицы которого тянулись подобно громадному скелету. Как сказал Пентаур, в более новых кварталах еще видны были кое-где жилые дома; большие храмы еще стояли, но были покинуты и лишены своих лучших украшений.

Но что касается старого Мемфиса, то он представлял только разрушенные дома и груды почерневших от пожара развалин. Только несколько храмов, том числе и храм Пта, указывали еще место, где была когда-то «Белая крепость», древние укрепления которой были срыты Окхосом.

Прежнее жилище Рамери и дом Аменхотепа находились в одном из самых старых кварталов на берегу Нила, и скульптор направил свой караван к реке. Но тем не менее, он не знал, как ему разобраться среди этих развалин, обломков и обрушившихся стен.

На сердце у него было тяжело; вид запустевших святилищ, разрушенных дворцов, поваленных колонн, – все это вызывало у него горькие слезы.

После долгих тщетных поисков Рамери вспомнил, что с террасы дома Аменхотепа, сквозь просеку видны были пилоны храма Тума. Пилоны эти стояли на месте; значит, следовало найти точку, с которой эти пилоны были бы видны в той же перспективе, и тогда можно было быть уверенным, что находишься на месте жилища Аменхотепа, или, по крайней мере, около.