— Чудную прогулку сделал я теперь из Шуры в Карлин! — громко оказал он, обращаясь к Юлиану и Алексею. — Так приятно свободному человеку весною идти пешком туда, куда манят глаза и сердце! Во-первых, в наших дремучих лесах сколько разных картин, по целым часам останавливали меня на одном месте! Леса, цветы, игра солнечных лучей, вой ветра и глубина оврагов… благовоние, тысячи распустившихся цветов, мириады насекомых, птицы, звери… куда ни взглянешь, везде картины. О, великий живописец — эта природа! Целый час стоял я на дороге и глядел на луговую площадку, на которой стояли старые ольхи, цвели желтые кувшинчики, паслось стадо и пастух играл на свирели. Потом остановил меня старик-нищий, я шел с ним до первой деревни и разговаривал, как с родным братом… В деревне у меня есть знакомый парень, он поет мне славные песни, я засиделся у него на завалинке. Потом я искал самой извилистой дороги, чтобы идти как можно дольше, надышаться весною… налюбоваться цветами…

Президент едва не разразился хохотом.

Поля вдруг обратилась к поэту с шутливым упреком:

— Значит, вы не спешили придти к нам, если искали самой длинной дороги?

— Спешил? Разумеется, нет, — отвечал Юстин. — Мне приятно видеть вас, но я уверен, что зимою и летом найду здесь все в одном и том же виде, тогда как красоты природы так часто изменяются, так чудно разнообразны и говорят мне о многом…

— Чего мы не понимаем? — с улыбкой спросила Анна.

— Конечно, потому что вы добровольно отреклись от всего, что может пробудить в вас вдохновение. Запертые в клетке, невнимательно глядя на природу и притом еще подчищенную и подстриженную садовником ради приличия, вы берете предметы разговора только из холодной книги или друг от друга. Не думаю, чтобы это было ново или любопытно.

Президент немного обиделся тоном пришельца и сказал ему с гордостью:

— Но, любезный друг, суди пологичнее: и в природе, повторяющейся каждый год, нет ничего слишком нового.

— Извините, во-первых, природа каждый год бывает вполне новою, а люди, которые не смотрят на нее, с каждым годом старятся… далее, она умеет соединить удивительное разнообразие, наконец, она неисчерпаема, а люди, заимствуя все из одних себя, скоро не будут находить пищи…

— Не буду спорить, потому что не стоит, — отвечал Карлинский, — и благодарю за комплимент.

— Я не привык говорить комплименты, — с улыбкой сказал Поддубинец, — потому что живу с природою, людьми, поэзией и сердцем. По мне, светские обычаи и вежливости — худые наставники.

— Это зависит от ученика, — прошептал президент, выходя из комнаты и пожимая плечами.

Юлиан, искренно сожалея, что милого его гостя приняли так грубо, подошел к Юстину, сел рядом с ним и пожал его руку. Но на лице поэта не заметно было, что колкие слова президента подействовали на него. Анна, очень любившая Юстина за то, что он приносил с собою настроение "святого дяди" (так она звала Атаназия), также подошла к нему с улыбкой и шепнула:

— Не сердитесь… мы понимаем и любим вас.

— О, не беспокойтесь об этом! Мне очень жаль людей, когда они иначе и хуже понимают свет и жизнь, но могу ли я препятствовать им в выборе, если сам хочу быть свободным?

Поля, не спуская глаз, издали глядела на поэта, как будто не решаясь подойти к нему и начать драму. Она измеряла противника и, может быть, соображала трудность предприятия.

"А если он вещим духом узнает мою притворную любовь и оттолкнет меня? — говорила себе девушка.