Им
не сломить меня, сколько они ни грозятся. Они не замечают - что, хоть они
и кричат вечно "Долой Мазарини!", я заставляю их кричать также: "Да
здравствует герцог Бофор!", "Да здравствует принц Конде!" или "Да
здравствует парламент!". И вот герцог Бофор в Венсене, принц не
сегодня-завтра угодит туда же, а парламент... (Тут улыбка кардинала
превратилась в гримасу такой ненависти, какой никогда не видали на его
ласковом лице.) Парламент... Посмотрим еще, что сделать с парламентом; за
нас Орлеан и Монтаржи. О, я спешить не стану; но те, кто начал криком:
"Долой Мазарини!", в конце концов будут кричать "долой" всем этим людям,
каждому по очереди.
Кардиналу Ришелье, которого они ненавидели, пока он был жив, и о котором
только и говорят с тех пор, как он умер, приходилось хуже меня - ведь его
несколько раз прогоняли, и очень часто он боялся быть выгнанным. Меня же
королева никогда не прогонит, и если я буду вынужден уступить народу, то
она уступит вместе со мной; если мне придется бежать, она убежит вместе со
мной, и тогда посмотрим, как бунтовщики обойдутся без своей королевы и
короля. Ах, не будь я иностранец, будь я француз, будь я дворянин!..
И он снова впал в задумчивость.
Действительно, положение было трудное, а истекший день усложнил его еще
более. Мазарини, вечно подстрекаемый своей гнусной жадностью, давил народ
налогами, И народ, у которого, как говорил прокурор Талон, оставалась одна
душа в теле, и то потому, что ее не продашь с публичных торгов, - этот
народ, которому громом военных побед хотели заткнуть глотку и который
убедился, что лаврами он сыт не будет, - давно уже роптал.
Но это было еще не все. Пока ропщет один только народ, двор, отделенный от
него буржуазией и дворянством, не слышит его ропота; но Мазарини имел
неосторожность затронуть судебное ведомство: он продал двенадцать патентов
на должность парламентских докладчиков! Между тем чиновники платили за
свои места очень дорого; а так как появление двенадцати новых собратьев
должно было снизить цену, то прежние чины соединились и поклялись на
Евангелии ни под каким видом не допускать новых докладчиков и
сопротивляться всем притеснениям двора; они обязались, в случае если бы
один из них за неповиновение потерял свою должность, сложиться и
возвратить ему стоимость патента.
Вот какие действия были предприняты с обеих сторон.
Седьмого января около восьмисот парижских купцов собрались, возмущенные
новыми налогами на домовладельцев, и, избрав десять депутатов, отправили
их к герцогу Орлеанскому, который, по своему старому обычаю, заигрывал с
народом. |