Александр Дюма. Двадцать лет спустя
Три мушкетера - 2
ТЕНЬ РИШЕЛЬЕ
В одном из покоев уже знакомого нам кардинальского дворца, за столом с
позолоченными углами, заваленным бумагами и книгами, сидел мужчина,
подперев обеими руками голову.
Позади него в огромном камине горел яркий огонь, а пылающие головни с
треском обваливались на вызолоченную решетку. Свет очага падал сзади на
великолепное одеяние задумавшегося человека, а лицо его освещало пламя
свечей, зажженных в канделябрах.
И красная сутана, отделанная богатыми, кружевами, и бледный лоб,
омраченный тяжелой думой, и уединенный кабинет, и тишина пустых соседних
зал, и мерные шаги часовых на площадке лестницы - все наводило на мысль,
что это тень кардинала Ришелье оставалась еще в своем прежнем жилище.
Увы, это была действительно только тень великого человека! Ослабевшая
Франция, пошатнувшаяся власть короля, вновь собравшееся с силами буйное
дворянство и неприятель, переступивший границу, свидетельствовали о том,
что Ришелье здесь больше нет.
Но еще больше утверждало в мысли, что красная сутана принадлежала вовсе не
старому кардиналу, одиночество, в котором пребывала эта фигура, тоже более
подобавшее призраку, чем живому человеку: в пустых коридорах не толпились
придворные, зато дворы были полны стражи; с улицы к окнам кардинала летели
насмешки всего города, объединившегося в бурной ненависти к нему; наконец,
издали то и дело доносилась ружейная пальба, которая, правда, пока велась
впустую, с единственной целью показать караулу, швейцарским наемникам,
мушкетерам и солдатам, окружавшим Пале-Рояль (теперь и самый кардинальский
дворец сменил имя), что у народа тоже есть оружие.
Этой тенью Ришелье был Мазарини.
Он чувствовал себя одиноким и бессильным.
- Иностранец! - шептал он. - Итальянец! Вот их излюбленные слова. С этими
словами они убили, повесили, истребили Кончини *1. Если бы я дал им волю,
они бы и меня убили, повесили, истребили. А какое я им сделал зло? Только
прижал их немного налогами. Дурачье! Они не понимают, что враг их совсем
не итальянец, плохо говорящий по-французски, а разные краснобаи, с
чистейшим парижским выговором разглагольствующие перед ними.
- Да, да, - бормотал министр с тонкой улыбкой, казавшейся сейчас
неуместной на его бледных губах, - да, ваш ропот напоминает мне, как
непрочна судьба временщика; но если вы это знаете, то знайте же, что я-то
не простой временщик! У графа Эссекса был великолепный перстень с
алмазами, который подарила ему царственная любовница; а у меня простое
кольцо с вензелем и числом, но это кольцо освящено в церкви Пале-Рояля.
|