— Ты и не так заплачешь, если будешь шлифовать их всю ночь. Оставь его, Гэлла!
— Оставь меня, Гэлла, — повторил за ним Кевин. — Я помню, помню. Уходи, Гэлла. Скоро придет Буно. Уходи, пока он не увидел тебя.
— Да, да, уходи скорее! — поддержал его сверху Конан. — Браг пропустит тебя. Ведь Буно велел ему изловить меня, а про тебя он еще не знает! Ты проводишь ее до выхода, Кевин?
— Я провожу ее, — отозвался Кевин.
Он взял девушку за руку и потянул к дверям.
— Но ведь я не для того сюда… Но ведь искры жизни… Кевин, мы знаем теперь, где они… О, не тащи же меня, Кевин! — сопротивлялась она.
Не глядя на нее и угрюмо набычившись, он продолжал тянуть ее к выходу. Справиться с ним Гэлла не могла и только жалобно оглядывалась на Копана, который делал ей отчаянные знаки, чтобы она не шумела.
«Вот глупая девчонка! Отчего она так вопит?! — сокрушался про себя мальчик. — Ведь Буно сейчас выползет на ее крики, и она пропала. Где была моя голова, когда я доверил ее Кевину? Ведь стоит только старику „приказать“.
Он с досадой ударил себя по колену. Придется, видимо, немедленно бежать за ними. Только бы не опоздать! Поколебавшись немного, Конан тоже спрыгнул в пролом и проскользнул мимо рабов, стараясь быть как можно незаметнее. Но те даже не повернули голов в его сторону, продолжая все так же шуршать по камням кожей, низко гудя не имеющую конца песню:
Будите, камни, подземных духов,
Будите, камни, детей Нергала,
Будите, камни, пусть все погибнет,
Рухнет, рухнет, рухнет…
Оставив за собой сверкающее всеми цветами радуги, но при этом безмерно гнетущее помещение, Конан вышел в главный подземный проход и собирался уже в три прыжка догнать маячащие впереди него спины Гэллы и Кевина. Девушка продолжала уговаривать бывшего жениха и сопротивляться, и каждое ее слово отчетливо звенело под узкими каменными сводами. В десятый раз помянув недобрым словом ее глупость и безрассудство, мальчик рванулся было вперед, но тут же осадил себя.
Поздно! Проклятый старик услышал-таки ее вопли и, приоткрыв обитую медью дверь, всматривался в приближающиеся фигуры.
Пока Буно не успел заметить его, Конан отбежал на несколько шагов назад и затаился в одном из тупиковых поворотов. Ему было слышно каждое их слово.
Разглядев, кого подталкивал и тянул Кевин, старик расхохотался, с противными всхлипываниями и повизгиваниями, словно ему выпала совсем уж невероятная радость.
— Неужели мои старые глаза не врут?! Ты ли это, Гэлла?. Вот так подарок! Такая нежная, такая маленькая девочка, и вдруг среди этих сырых камней? Давно мне не выпадало такой удачи!
Гэлла молчала и лишь переводила расширившиеся глаза с неподвижного лица Кевина на кривляющееся личико старика и обратно.
— Ты смелая, моя девочка! О, ты очень смелая, раз сумела пробраться сюда! Неужели ты следила за мной с самого кладбища? Ты самая-самая смелая из всех юных и хорошеньких девушек, которых я знаю! А мне очень нужны отважные и смелые. Ах, что за подарок вручаешь ты мне, друг мой Кевин!
— Я не вручаю, я провожаю ее до выхода, — сказал Кевин, и Конану почудилось что-то человеческое в его голосе.
— Провожаешь? — удивился старик. — Но кто тебе велел ее провожать?
— Мне велел Конан. Пропусти нас, Буно. Дай нам пройти. Она не найдет без меня выхода.
— С каких это пор ты слушаешься приказов Конана?! — еще больше удивился старик. — Я приказал тебе найти и схватить мальчишку. Если он не дастся живым, убить его! Ты меня понял? А девушку проведи ко мне и оставь ее там. |