— Чтоб ты лопнул, Кевин! — горячо пожелал ему мальчик. — Чтоб тебя разорвало пополам! Что ты провалился в утробу Нергала!

Конан вспоминал самые отборные проклятия, какие когда-либо слышал, но Кевин держал крепко. Но при этом — вот уже этого совсем невозможно было понять! — он повторял, монотонно и сухо, словно в полусне:

— Беги отсюда, Конан. Беги скорее. Никогда больше не появляйся здесь. Беги. Беги, Конан…

— Ты издеваешься надо мной?! — выкрикнул в отчаянии мальчик. — Как я могу убежать, если ты вцепился в меня, как голодный оборотень?! Предатель!

На миг руки Кевина разжались. То ли подействовали проклятья, то ли он просто устал — Конан не стал долго раздумывать над этим. Он мгновенно подтянулся и выскочил наружу, здорово исцарапав себе при том плечи и разорвав кожаный плащ. Кубарем мальчик скатился по склону скалы вниз и позволил себе остановиться и отдышаться, только отбежав шагов на триста от проклятого места.

* * *

Чем плотнее становились сумерки, тем ярче и выше плясал большой огонь, щедро рассыпая вокруг веселые искры, тем раскованней и горячее несся навстречу ночи праздник Крадущейся Рыси.

Больше всех удача обласкала в этом году косого Илда. Он притащил, кряхтя от натуги, на своей не слишком широкой спине голову кабана, пару оленьих рогов и целую связку кроликов. Мужчины смеялись, что косые глаза Илда только помогают ему при стрельбе из лука: сведенные к переносице, они увеличивают точность прицела. И вот теперь Илд больше всех кричал и размахивал руками у стреляющего искрами огненного снопа, и ни одна девушка, даже самая гордая, не могла отказаться, когда он приглашал ее на разудалый танец и норовил прижаться покрепче, выделывая при этом ногами немыслимые кренделя. Впрочем, все остальные новоиспеченные охотники, а также их отцы и братья веселились не меньше победителя, плясали и тянули перебродивший клюквенный сок, кроме, разве что, Вербина, слабого и изнеженного, как аквилонская девчонка. За целый день ему удалось подстрелить только пару сурков для того, чтобы называться отныне взрослым мужчиной. Вербин теперь должен был держать испытание на следующий год, а пока — быть предметом безжалостных насмешек более сильных и ловких его сверстников.

Впрочем, помимо несчастного Вербина, еще одному юному канаху не пелось и не плясалось в этот вечер. То был Конан. Утреннее приключение отбило у него всякую охоту гоняться по скалам за козлами и барсами, завоевывая право называться мужчиной. На обратном пути с кладбища глаза ему то и дело мозолили толстые тельца сурков, посвистывающих у своих норок, а один раз он заметил затаившегося в кустах оленя, но рука его даже не потянулась к висящему за плечом луку. Настроение было совсем не то. Встреча с погибшим полгода назад товарищем и другими воинами, чьим телам полагалось бы давно уже истлеть под обломками гранита, злобный взгляд Буно и его иступленные приказы «изловить мальчишку» не давали Конану покоя, не отпускали его память, снова и снова гоняя по кругу угрюмые и недоуменные мысли.

Больше всего его поразило и потрясло то, что Кевин, верный и бесстрашный Кевин по приказу тщедушного старичишки кинулся ловить своего старого друга. Тот самый Кевин, который полгода назад дрался насмерть с огромной голодной рысью, когда во время охоты та спрыгнула с ветки ели и вцепилась в шею зазевавшемуся Конану. Тогда они вдвоем еле-еле остались в живых и доползли до дома израненные и окровавленные, на ужас своим матерям… Тот самый Кевин, который в любой мальчишеской драке всегда становился на сторону двоюродного брата, даже если противники превосходили их числом в два или в три раза… Конану казалось, что его предплечье все еще болит в том месте, куда вцепились крепкие пальцы бывшего друга.