Я кивнула в темноте.

— А история такова, — продолжил Сэм. – Девушка из Украины по имени Даня Сирко приехала в Штаты и оказалась в Нью-Йорке, — Сэм сделал паузу и, когда я на него посмотрела, я увидела его кривую улыбку, адресованную небу. – Даня стала няней для трех детей Майкла и Эллисон Брэндисов в Манхэттене.

Я чувствовала, что он повернулся ко мне и ждал.

— Окей…?

Сэм заметно замешкался.

— Даня была очень красивой, а Майкл – не самым верным мужем.

И тут я поняла.

— О, твоя мама – Даня, а не Эллисон? Майкл – твой папа?

— Ага. Он – сын Роберты. Пасынок Лютера, — он рассмеялся. – Я был маленькой постыдной тайной, пока маму стараниями Майкла не прогнали. Мне было два, и он не хотел иметь ко мне никакого отношения, но Даня мечтала, чтобы я вырос здесь. Лютер и Роберта забрали меня, хотя должны были отдыхать на пенсии.

Мой желудок сжался. Он описывал историю своей семьи, будто какой-то слезливый сериал, а я не могла обсуждать свою. Это было несправедливо.

— Мне жаль.

Он негромко рассмеялся.

— Не стоит.

— Ты знаешь, о чем я.

— Да. Но я думаю, что с Лютером и Робертой было намного лучше, чем могло бы быть с Майклом.

— И… ты не знаешь своего папу?

— Нет, — Сэм выдохнул и улыбнулся мне. Он на пару мгновений окутал нас уверенностью. – А что насчет тебя?

Сердце билось о грудную клетку, строгое лицо бабушки вспыхнуло перед глазами. В такие моменты я всегда отлично играла свою роль: «Мой папа умер, когда я была маленькой. Меня растили бабушка и мама».

Но я всю жизнь провела с правдой, которую не имела права рассказывать. А Сэм поделился со мной историей своей жизни, и я не хотела снова врать.

— Меня?

Сэм легко толкнул по моему колену своим, отправляя разряд тока по коже. Даже когда он не касался меня, невозможно было не ощущать его близость.

— Тебя.

— Я провела в Герневилле почти всю жизнь, — правда билась о ребра. – Это очень маленький город в Северной Калифорнии. Я перееду в колледж Сономы, это недалеко, — я пожала плечами, озвучив немного правды. – Меня растили мама и бабушка.

— Тоже без папы?

Я сглотнула. Простая и знакомая ложь срывалась с кончика языка, но сейчас я под небом Лондона, в тысяче миль от дома, и вспышка мятежа пронеслась по моим венам. Для бабушки и мамы это всегда было серьезным делом, но почему я все еще защищала их историю.

— Он… отдалился.

— Как именно?

Пока лежала рядом с незнакомцем на влажном газоне, я поняла одну странную вещь, что никогда об этом не говорила. Я не обсуждала эту тему, потому что понимала, что нельзя. И потому что в этом не было необходимости: единственный человек в моей жизни, кто знал об этом – моя лучшая подруга Шарли – и она наблюдала за разворачивающейся нечастыми и незначительными событиями драмой в реальности. Мне не нужно было объединять все в одну историю. Так почему вдруг захотелось?

— Родители развелись, когда мне было восемь, — сказала я ему. – И мама увезла меня в свой родной город Герневилль.

— Откуда?

Я посмотрела на край живой изгороди и не знала, было ли дело в этом саду или в самом Сэме, но решила: плевать. Мне восемнадцать, и это моя жизнь. Что могло быть еще хуже?

— Из Лос-Анджелеса, — ответила я.

Я взглянула на отель, словно ожидала, что бабушка выбежит к нам, потрясая кулаками.

Сэм тихо присвистнул, словно это что-то означало. Может, так и было. Для фермера из Вермонта Лос-Анджелес казался чем-то невероятным.

Я мало что помнила о жизни в городе: туман по утрам, горячий песок под босыми ногами.