Я отпрянула на шаг и не выдержала. Мой голос эхом отскакивал от грузовиков вокруг нас.

— А что я должна сказать? Что рада твоему разводу? Удовлетворена, потому что ты разбил мое сердце не ради веселья? Сколько еще мне тут унижаться? Ты меня ранил! Не пытался отыскать все эти годы. Но я тут, иду за тобой на чертову парковку, пытаюсь вернуться к тебе!

Жар, исходящий от груди Сэма, пьянил. Я выпила два бокала вина, но казалось, будто целую бутылку. Рядом со мной он был таким огромным. Я подняла ладонь, опустила ее над его солнечным сплетением. Дыхание Сэма сбилось, он сжал мое запястье.

— Не так.

— А как? – я махнула свободной рукой. – Как-нибудь никогда?

— Не когда ты злишься.

— Это я злюсь? – сказала я, резко рассмеявшись.

Он отпустил мою руку и задрал голову к небу.

— Я не злюсь, Сэм. Я в смятении.

— Это лучше?

Еще одна деталь к общей картине – он думал, что только ему решать, когда или как это произойдет? Я шагнула ближе, скользнула ладонью выше и обвила рукой его шею. Привстала на носочки и замерла в дюйме от его губ. От Сэма пахло вином и клубникой из десерта, и это был удар в самое сердце: в тот день у него был вкус клубники, и мы ели ягоды под деревом, а потом он бережно уложил меня в кровать и подстелил под меня полотенце.

Я чувствовала, как тело Сэма дрожит под моей ладонью, и, положив другую руку на его грудь, ощутила биение сердца, этого бесценного сокровища за каменной стеной. Я гадала, что оно чувствовало, сколько раз билось с такой болью, что Сэм задавался вопросом, не умирает ли.

Он сделал это со мной.

Была ли я его единственной ужасной ошибкой?

Я толкнула Сэма, и он отпрянул к грузовику. Мои ладони опустились на его рубашку, сжали хлопок в кулаках. Хотелось сорвать с него одежду, впиться в кожу и вытащить сердце.

Широкие ладони медленно опустились на мои бедра, останавливая.

— Чего ты хочешь, Тейт? – Сэм прикрыл глаза. – Чтобы я ушел? Остался? Я не знаю правильного ответа.

Нужно ли отвечать? Он умен, сам может понять. Я устала, что правду не удается сдержать никакими барьерами: я хотела, чтобы он желал меня. Чтобы страсть пожирала его изнутри, как смертельная болезнь. Я стояла, глядя на него, на его широко распахнувшиеся глаза. На то, как нерешительность на его лице сменяется сомнением, а затем облегчением. Сэм отрывисто склонялся ко мне, будто давал шанс передумать.

Его губы просто нежно прикоснулись к моим, но я словно сорвалась и не могла остановиться. Он издал хриплый звук радости, и я вспомнила, каково это — стоять на носочках, обвивать его шею, притягивать к себе, требуя больше и глубже, желая почувствовать его язык и услышать волшебный стон, словно великан умоляет о сокровищах.

Сэм сжал мою талию, удерживая мои бедра вплотную к своим. Он придвинулся, зубы задели мою губу, нежно прикусили, потянули, и гнев и обида четырнадцати лет полились из меня. Я с силой впилась в его волосы, дернула и укусила в открытую шею. Сэм вскрикнул, схватил меня одной рукой и, прижав к боку, грубо поднял.

Открыв заднюю дверь грузовика, он швырнул меня внутрь, и я отпрянула от него вглубь, будто он был хищником, а я — жертвой. Или, наоборот, я была паучихой, заманившей его обещанием дать то, что он никогда не получит.

Как же я хотела, чтобы все мечты и желания Сэма были только об этом. Монетка в фонтан. Первая звезда. Ресница. Одиннадцать часов одиннадцать минут. Только чтобы это повторилось.

Дверца захлопнулась за ним, и в кабине стало тесно, но ему было все равно. Он сел на колени, задрал юбку моего платья до бедер, стянул с меня нижнее белье и посмотрел на меня так, словно хочет прижаться ртом ко мне там. Но нам не хватало места, чтобы он мог устроиться между моих ног.