Тереза узнала почерк отца.

— Да, да, разумеется, но попросите его не спешить завтра с отъездом, поскольку я, возможно, пошлю с ним ответ моему отцу.

— Хорошо, ваша светлость, будет исполнено, — заверил ее Доусон. Тереза вскрыла письмо.

— Интересно, почему папа отправил его с посыльным? Обычно он пользуется почтой.

Гарри промолчал, и она принялась читать.

Дочурка моя любимая, никогда еще мне не было так трудно писать тебе, потому что я предчувствую — ты расстроишься не меньше меня.

Вчера маркиз отправился в город с цепью выяснить, как обстоят дела у Камиллы Клайд, и, поскольку новости оказались хорошими, сначала быт очень доволен.

Она нашла себе нового покровителя в лице лорда Дархема; он стар, очень богат и к тому же весьма щедр, когда дело касается Камиллы Клайд и ей подобных.

Потом, однако, маркиз поехал в Гаррик Клаб, чтобы поблагодарить актера, игравшего роль священника в вашем мнимом венчании.

Он нашел своего знакомого и тут, к своему ужасу, узнал, что, не имея возможности приехать, как предполагал сначала, тот послал вместо себя не другого актера, а фактически направил к нам настоящего пастора из часовни в Мэйфэйре.

Я с трудом пишу эти строки тебе, дорогая моя девочка, ведь это означает, что, поскольку маркиз позаботился и о получении специального разрешения на брак, то ваше с Гарри венчание, несмотря на то что он в то время находился под воздействием наркотического снадобья, совершено было по всем правилам, и, следовательно, теперь перед законом вы являетесь мужем и женой.

Не могу выразить, как я сожалею, что все так обернулось, маркиз же ходит совсем потерянный, но не в его силах помочь нам ни словом, ни делом.

Нам остается только просить у тебя прощения, поскольку я надеюсь — Гарри-то нас простит. Наше единственное оправдание в том, что все это мы затеяли только ради его блага.

Словно бы надеясь, что она неправильно поняла отцовское письмо, Тереза снова перечитала его, потом встала, едва сознавая, что делает.

Будто в тумане она двинулась к окну, чувствуя, что ей не хватает воздуха.

— Что случилось? — забеспокоился Гарри. — Что так расстроило вас? Тереза не в силах была вымолвить ни слова.

— Скажите же мне! — настаивал Гарри, и его слова прозвучали как команда.

— Я… Я не… знаю… как сообщить вам, — молвила Тереза. — И… вы раз-гневаетесь… так сильно… даже больше… чем тогда…

Гарри поднял брови.

— Мне кажется, сильнее уже было бы невозможно, но скажите все-таки, о чем пишет ваш отец.

— Не… могу, — прошептана Тереза. — О… Гарри… я не могу… рассказать вам! Могла ли я… подумать… могла ли… предположить… такое!

— Дайте мне письмо! — потребовал Гарри.

Повинуясь, девушка подошла к нему.

Одной рукой он взял у нее письмо, другой коснулся ее запястья.

— Представить себе не могу, что могло вас так расстроить! — недоумевал он.

— Вы все… поймете… когда прочтете… Папа все… там… написал… — пробормотала Тереза.

Она была сильно удручена, но все же не отдернула свою руку, а только машинально присела рядом.

Гарри стал читать послание сэра Хьюберта.

Тереза прислонилась к нему. Ей было так страшно увидеть ярость на его лице и услышать гнев в его голосе!

В комнате воцарилась тишина, которую Тереза ощущала почти физически, — она, словно клубы черного дыма, неотвратимо обволакивала ее.