— Нет, ты как хочешь, а я считаю, что всё как раз справедливо. Ты только подумай, что они придумали, Митя! Какую-то подлую ловушку, как на зверей, как на охоте!

— Они защищались, Лерочка. И я их понимаю и даже поддерживаю. Может быть, ловушка — не самый честный способ борьбы, но… — Петька почувствовала, что папа улыбнулся. — В детстве, когда тебя обижают, над этим не так уж задумываешься.

— Ну, знаешь ли!

— Нет, я не так сказал! Просто ими руководило даже не чувство мести, это была самооборона. Они защищали свой шалаш и были правы! Мы в детстве сделали бы то же, а то и похлеще.

— За-ме-ча-тель-но! — неприятно усмехнулась мама. — Борцы за справедливость! А пострадал невинный человек. Ну, а если бы ребёнок зашёл, а не Ван Ваныч?

— Ну… дети в такой час не гуляют. И знаешь, этот Ван Ваныч тоже хорош! Получается, что мы поощряем? Выходки этого Щеколдина и его дружков? — папа сердился всё больше. — А с их стороны разве не подлость, так издеваться над шалашом, который ребята строили с такой любовью! Ведь ты, Лера, туда даже не заходила. Это кошмар какой-то: вонь, грязь, похабщина. Вандализм! Да-да! И я счастлив, что моя дочь чувствует, как это скверно, противно, что у неё горячее сердце, и она с этим борется! — у подслушивающей Петьки затеплели уши. — И ты меня не переубедишь!

Мама вздохнула:

— Я и не буду… Но с Веткой всё-таки поговорю. Хочу объяснить ей, что даже со злейшими врагами бороться надо по-честному. Ведь всё можно было решить как-то по-другому.

— Ну-ну! — совсем как Лёшка, усмехнулся папа.

Вечером того же дня мама зашла в детскую. Поцеловала спящую Галку и присела на Петькину кровать.

— Вета… — тихо позвала она. — Я хочу с тобой поговорить.

Больше всего на свете Петька любила разговоры с мамой. Тем более вот такие, серьёзные, по душам, когда никого рядом нет (спящая Галка не мешает, а Ирина придёт ещё не скоро). В такие минуты всё самое плохое в Петьке пряталось где-то в самой глубине, и казалось, будто этого и нет вовсе — плохого. Ни в Петьке, ни вокруг. Ей хотелось в эти минуты всё-всё рассказать маме, про все свои сомнения, радости и страхи, про дурацкие Лёшенькины слова, которые терзали душу, про Денька, про то, как хочется собаку. Из бешеной непослушной Петьки она превращалась в тихую маленькую Вету, всеми силами души тянулась к соединению с маминой душой. Ей хотелось, чтобы мама погладила её, получше укрыла одеялом и подольше не уходила, а что-нибудь рассказывала…

Но сейчас Петька понимала, что этот разговор не сулит ей ничего хорошего.

— Весь двор бурлит, — сказала мама пока не строго, даже почему-то с виноватой и печальной ноткой. — Вот что вы натворили…

— Мы же не виноваты, мама! — не хотелось Петьке спорить, но что делать.

— А знаешь, что они нам наговорили? Этот Скрипун и Акимовы? А ещё взрослые…

— Не черни других, Ветка, тем более своих недругов, тем более взрослых.

— Взрослые, взрослые! — обиженно пробубнила Петька. — Только и слышишь: «Взрослые всегда правы! Не спорь со взрослыми!»

— Взрослые не всегда правы.

— Ага, смотри пункт первый.

— Какой ещё пункт? — не поняла мама.

— Шутка такая есть, — запальчиво объяснила Петька. — Пункт первый: «Взрослый всегда прав!» Пункт второй: «Если взрослый не прав, смотри пункт первый!»

— Ну, знаешь, Вета, — старательно возмутилась мама, хотя Петька почувствовала, что шутка ей понравилась.