— Каждый сходит с ума по-своему, мистер Грин, — холодно произнес Фрэнсис.

— Почему вы не бросите работу, если для вас это так невыносимо?

— А вам что до того?

— Я пытаюсь принести пользу там, где в этом есть нужда. Держу пари, О'Бэннон, что если вы когда-нибудь бывали на Гарвард-сквер, то лишь для того, чтобы добыть какую-нибудь пикантную историю из жизни студентов для «Американ уикли». К чему весь этот новоанглийский маскарад?

— Смотрите-ка, этот парень разоблачил меня! Вы в самом деле хотите знать?

— У нас впереди целый вечер.

— Вы мне не поверите.

— Я специалист в области фантазии. Испытайте меня.

— Тогда слушайте, Брин, или как вас там. Я впервые увидел эту чертову Прентис на одной из последних президентских пресс-конференций. Она буквально ослепила меня. Никогда не встречал таких великолепных женщин, да еще с таким неприступным видом. Мол, не тронь меня, деревенщина, — я не для таких, как ты! Все, что мне удалось узнать, — это что она находится там, рассчитывая получить должность. Ну, Финн, я стал бегать вокруг нее, как собачонка. Но какой-то инстинкт предупреждал меня: «О'Бэннон, не позволяй этому куску замороженного «Шанеля» подцепить тебя на крючок!» Поэтому я вернулся в Нью-Йорк, где в то время подчищал материалы за заведующим репортажем, и вскоре прочитал там статью о леди-издателе, которая купила газету в каком-то заштатном городишке в Новой Англии и вытворяет с ней всякие сумасбродства. Представляете, Свин, девушку моей мечты звали Мальвина Прентис! Я навел кое-какие справки у безработных коллег и узнал, что Мальвине нужен ассистент с большим журналистским опытом. Но беда была в том, что многие парни не возражали похоронить себя в глуши на год-другой по личным причинам. А кандидатом на успех мог стать только потомок первых поселенцев и — я цитирую — «с солидным гарвардским прошлым». Очевидно, ей нужен был журналист, которого крестили в Чарлз-Ривер и который обтачивал первые зубы на серебряном сервизе с Копли-Плаза. Ну, я не зря ношу фамилию О'Бэннон. У каждого ирландца в Америке есть по крайней мере один кузен в Бостоне, а моего тоже зовут Фрэнсис О'Бэннон. Он белоручка с изысканными манерами и степенью магистра искусств Гарварда, хотя и содержит баню на Ривер-Бич. Поэтому я провел с ним пару недель, освежив воспоминания о палате общин, Скотланд-Ярде и Энн Рэдклифф, а после этого еще неделю в Кембридже, изучая язык и странные обычаи туземцев и купив эти дурацкие очки за двадцать долларов, и, наконец, посетил мавзолей на Гарвард-сквер в четыре утра, чтобы приобрести одежду у бывшего студента, которому она больше не требовалась. Потом я потихоньку приехал в Райтсвилл с дипломом моего кузена Фрэнсиса и поддельной рекомендацией от ректора Конанта. В результате я своего добился. Но вопрос в том, — с горечью добавил О'Бэннон, вновь наполняя стакан, — кто от этого выиграл, а кто проиграл. Секс — третья нога человечества. Его следует отменить вместе с фальшивыми зубами, мятными чипсами и унаследованными состояниями… Вижу, ваши глаза загорелись.

— Не только мои, но и Мальвины, если вас это интересует, — заметил Эллери.

Фрэнсис резко выпрямился, как будто ему выстрелили в спину.

— Где она? — с тревогой осведомился он.

— Стоит в дверях, обозревая помещение.

— Ну и черт с ней!

— Она приближается.

— Я пошлю ее подальше!

— Эге! — протянул Эллери. — Она увидела меня.

О'Бэннон повернулся к стене, втянув голову в плечи.

— Отвлеките ее, ради бога! Поднимите вашу задницу! — Его пальцы судорожно поправляли галстук.