Но по большей части девки сами рассказывали ей свои родовые предания, пели, загадывали загадки. Ближе к полуночи Прияна позволяла позвать парней: те приносили рожки и даже гудец, на котором один умел играть, тогда начинались пляски, игры. Прияна в плясках не участвовала и смотрела на веселье со снисходительностью госпожи. Оно и отвлекало, и огорчало ее одновременно. Это веселье молодежи ведет к свадьбам: кого-то сосватают по уговору еще зимой, кого-то поздней весной уведут с Купалий. И только ее жених не придет, не поклонится под низкой притолокой, не стряхнет снег с шапки, не бросит черный кожух в кучу других, не взглянет на нее блестящими глазами, в которых светится вызов и надежда… Незачем смотреть на дверь, как все.

– А ты давно видел его? – однажды решилась Прияна спросить у Хакона, когда Еглута с нянькой повели детей гулять. В Свинческе она не смела говорить с ним об этом, но здесь никто не мог их подслушать, и она верила, что он не станет смеяться над девкой, проглядевшей глаза в ожидании жениха. – Ну, Святослав? Каков он собой теперь? Какого нрава?

– Я видел его… года три назад, когда в последний раз ездил в Киев, – припомнил Хакон. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понять, что за человек из него выйдет.

– Он удался в вашу породу?

– Он немного похож на нашего отца и на своего отца – тоже среднего роста и с широкими плечами. Но лицом скорее походит на мать, только у него курносый нос. Волосы светлые, как у матери. И брови светлые. Не знаю, насколько он хорош собой… Понимаешь, у него всегда столь решительный вид, что задуматься о его красоте как-то не приходит в голову. – Хакон усмехнулся. – Представляешь, о чем я говорю?

– Да! – Прияна засмеялась. Это описание понравилось ей куда больше, чем если бы Хакон стал заверять, что красотою кудрей и румянца ее жених превосходит самого Ярилу.

– И он упрям, как его отец, – продолжал Хакон. – Всегда знает, чего хочет. И как этого добиться. С ним будет легко только очень покладистой жене… Эльге, мне кажется, не всегда приходилось легко с Ингваром. Но она умна и понимала: покорный муж недорого стоит как князь. Именно благодаря своему упрямству Ингвар когда-то и получил ее в жены… Не думаю, что она когда-либо жалела об этом.

Прияна вздохнула. Если Святослав так же упрям, как его отец, почему он все никак не отправится добывать обещанную невесту, то есть ее?

Дней через десять на Смолянской горе вдруг поднялась суета. Близился вечер, но еще не стемнело, и даже на супрядки еще не настала пора идти, зато с горы был хорошо виден Днепр, и люди издали заметили приближение обоза.

При первых криках: «Обоз! Обоз идет!» у Прияны ёкнуло сердце. А вдруг… А что, если все же… Она так много думала о Святославе, что казалось, он уже где-то близко, притянутый ее мыслями. И если бы однажды он вдруг вышел въяве из предвечерней мглы, она взволновалась бы, но не удивилась. Перехватило дыхание, стало жарко, в сердце вскипели восторг и недоверие.

И второе оказалось оправданным: обоз шел не с запада – как приходят с нижнего Днепра, а с востока – со стороны верховий.

При жизни последних поколений, особенно после Олега Вещего, оживилась торговля между полуденной и полуночной стороной. А ведь через земли смолян гораздо раньше, чем по Днепру, возник торговый путь по Волге, куда выходили через Угру и Оку. В той стороне лежали земли вятичей, а за ними – булгар и хазар. А через хазар можно попасть за Хазарское море, в те неведомые края, откуда привозят самую красивую цветную посуду с дивными зверями и птицами, яркие шелка, серебряные ногаты.