Мои пальцы обхватывают ручку двери. Я держу эту дверь закрытой с того самого дня, как мама поменяла постельное белье. Не хочу даже случайно увидеть свежую постель, когда иду в ванную. Я мысленно очертила здесь запретную зону, как ограждают желтой лентой место преступления.
– Это просто кровать, – шепчу я, распахивая дверь.
Передо мной нет желтой полицейской ленты, а под кроватью не прячутся чудовища. Но и Фредди Хантера там тоже нет, и это разбивает сердце.
– Просто кровать, – подтверждает Элли и гладит меня по спине. – Чтобы отдохнуть.
Она лжет. Мы обе знаем, что это нечто большее. Именно эта комната – моя и Фредди спальня – стала одной из многих причин для покупки этого дома. Просторная, днем залитая светом благодаря большим окнам с раздвижными рамами и медового цвета дощатым полом, в ясные ночи она становилась полосатой из‑за лунного света и теней от рам.
Кто‑то, предположительно Элли, уже включил лампу у кровати, и меня приветствовало озерцо золотистого света, хотя солнце еще не совсем скрылось. И постель уже приготовили – прямо как в отеле… Когда я закрыла за собой дверь, меня окутал аромат свежего белья. И никаких следов аромата моего парфюма, смешавшегося с запахом лосьона после бритья, которым пользовался Фредди. Никаких смятых рубашек, небрежно брошенных в кресло, или ботинок, отлетевших до самого гардероба. Все аккуратно до невозможности, будто я гостья в собственной жизни.
– Это просто кровать, – снова шепотом повторяю я, садясь на самый краешек.
Закрываю глаза, ложусь и съеживаюсь под одеялом на своей половине.
Мы проводили в этой кровати из «Савоя» слишком много времени; белые хлопковые простыни значили куда больше, чем я предполагала. Когда мое тело коснулось их, они оказались теплыми: Элли положила в кровать грелку. Моя милая сестра изгнала прохладу простыней. Моя постель, наша постель, обняла меня, как старый друг, и мне стало стыдно из‑за того, что я так долго ею пренебрегала.
Я лежала на своей стороне, мое тело разваливалось, терзаясь болью потери, руки потянулись в поисках Фредди. Потом я сдвинула грелку на его сторону, согрев простыни до того, как передвинулась туда сама, и прижала ее к груди обеими руками. Я зарылась лицом в подушку и завыла, как раненый зверь, и это был звук чужой и неуправляемый.
Через какое‑то время я затихла. Сердце стало биться ровнее, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Я согрелась, закуталась в одеяло и впервые за пятьдесят шесть дней не чувствовала себя потерянной без Фредди. Одиночество исчезло, потому как, едва я погрузилась в сон, почти ощутила тяжесть его тела, давящую на матрас, и то, как он прижимается ко мне, и почувствовала его дыхание на своей шее. Фредди Хантер, спаси меня от этой тьмы, от этих неведомых вод! Я прижала его к себе, вдохнула его и заснула мирно и глубоко.
Во сне
Пятница, 11 мая
Вам знакомы эти блаженные мгновения рассвета, моменты летнего утра, когда солнце встает раньше вас, а вы приподнимаетесь – и тут же снова падаете и засыпаете, радуясь возможности подремать еще? Я поворачиваюсь и вижу Фредди, спящего рядом со мной, и облегчение столь велико, что я могу только лежать совершенно неподвижно и стараюсь попасть в ритм его дыхания. Сейчас пятый час утра, слишком рано, чтобы вставать, потому опять закрываю глаза. Не думаю, что когда‑либо еще испытывала такой абсолютный покой. Постель согрета нашими телами, золотистый полусвет перед восходом солнца наполняет спальню, слышно приглушенное птичье пение. Пожалуйста, не дайте мне потерять этот сон…
Наяву
Пятница, 11 мая
Еще до того, как открыть глаза во второй раз, я знаю, что его нет. Постель холоднее, солнце в шесть утра светит резче, щебет птиц звучит как скрип железа по стеклу. |