И, воющий во прахе,

Творца грядуща слышит бес;

И молится хранитель...

И стал на высоте небес

Средь молний ангел-мститель.

"Гряду! и вечный божий суд

Несет моя десница!

Мне казнь и благость предтекут...

Во прах, чадоубийца!"

О всемогущество словес!

Уже отступник тленье;

Потух последний свет очес;

В костях оцепененье;

И лик кончиной искажен;

И сердце охладело;

И от сомкнувшихся устен

Дыханье отлетело.

"И праху обладатель ад,

И гробу отверженье,

Доколь на погубленных чад

Не снидет искупленье.

И чадам непробудный сон;

И тот, кто чист душою,

Кто, их не зревши, распален

Одной из них красою,

Придет, житейское презрев,

В забвенну их обитель;

Есть обреченный спящих дев

От неба искупитель.

И будут спать: и к ним века

В полете не коснутся;

И пройдет тления рука

Их мимо; и проснутся

С неизменившейся красой

Для жизни обновленной;

И низойдет тогда покой

К могиле искупленной;

И будет мир в его костях;

И претворенный в радость,

Творца постигнув в небесах,

Речет: господь есть благость!.."

Уж вестник утра в высоте;

И слышен громкий петел;

И день в воздушной красоте

Летит, как радость светел...

Узрели дев, объятых сном,

И старца труп узрели;

И мертвый страшен был лицом,

Глаза, не зря, смотрели;

Как будто, страждущ, прижимал

Он к хладным персям руки,

И на устах его роптал,

Казалось, голос муки.

И спящих лик покоен был:

Невидимо крылами

Их тихий ангел облачил;

И райскими мечтами

Чудесный был исполнен сон;

И сладким их дыханьем

Окрест был воздух растворен,

Как роз благоуханьем;

И расцветали их уста

Улыбкою прелестной,

И их являлась красота

В спокойствии небесной.

Но вот - уж гроб одет парчой;

Отверзлася могила;

И слышен колокола вой;

И теплятся кадила;

Идут и стар и млад во храм;

Полъемлется рыданье;

Дают бесчувственным устам

Последнее лобзанье;

И грянул в гроб ужасный млат;

И взят уж гроб землею;

И лик воспел: "Усопший брат,

Навеки мир с тобою!"

И вот - и стар и млад пошли

Обратно в дом печали;

Но вдруг пред ними из земли

Вкруг дома грозно встали

Гранитны стены - верх зубчат,

Бока одеты лесом,

И, сгрянувшись, затворы врат

Задвинулись утесом.

И вспять погнал пришельцев страх:

Бегут, не озираясь;

"Небесный гнев на сих стенах!"

Вещают, содрогаясь.

И стала та страна с тех пор

Добычей запустенья;

Поля покрыл дремучий бор;

Рассыпались селенья.

И человечий глас умолк

Лишь филин на утесе

И в ночь осенню гладный волк

Там воют в черном лесе;

Лишь дико меж седых брегов,

Спираема корнями

Изрытых бурею дубов,

Река клубит волнами.

Где древле окружала храм

Отшельников обитель,

Там грозно свищет по стенам

Змея, развалин житель;

И гимн по сводам не гремит

Лишь веющий порою

Пустынный ветер шевелит

В развалинах травою;

Лишь, отторгаяся от стен,

Катятся камни с шумом,

И гул, на время пробужден,

Шумит в лесу угрюмом.

И на туманистом холме

Могильный зрится камень.

Над ним всегда в полночной тьме

Сияет бледный пламень.