Изменить размер шрифта - +

— Наоборот, вы очень хорошо к нам относились. Просто нас было много, всех не упомнишь.

— А потом?

— Кому знать лучше? — сказал Омеро. — Чудо, что после военного переворота мы с вами тут и собираемся съесть полбыка. Не всем так повезло.

Им принесли тарелки. Президент заложил салфетку за воротник, точно детский слюнявчик, и не остался бесчувственным к немому удивлению гостя. «Иначе за каждой едой пропадало бы по галстуку», — проговорил он. Прежде чем приняться за еду, он проверил, готово ли мясо, и, одобрительно кивнув, вернулся к теме.

— Одного не могу понять, — сказал он. — Почему вы не подошли раньше, вместо того чтобы ходить за мною, как шпик.

И тогда Омеро рассказал, что узнал его сразу, когда тот входил в клинику через вход, предназначенный для особых случаев. Лето стояло в разгаре, и на нем был белый полотняный костюм, двухцветные черно-белые туфли, маргаритка в лацкане пиджака, а великолепные волосы ерошил ветер. Омеро узнал, что в Женеве он один, никто ему не помогает, он прекрасно помнит город еще с тех времен, когда учился тут на юриста. Дирекция клиники, по его просьбе, отдала соответствующие распоряжения, чтобы обеспечить ему полное инкогнито. В тот же вечер Омеро, посоветовавшись с женой, решил подойти к нему. Однако же он ходил за ним еще целых пять недель, выжидая подходящего случая, и, возможно, так и не осмелился бы поздороваться, если бы президент сам не встал лицом к лицу с ним.

— Я рад, что сделал так, — сказал ему президент. — Хотя, по правде говоря, одиночество меня не тяготит.

— Это несправедливо.

— Почему? — искренне удивился президент. — Главная победа моей жизни — я добился, что меня забыли.

Мы помним вас гораздо больше, чем вы думаете, — сказал Омеро, не скрывая волнения. Большая радость — видеть вас таким здоровым и молодым.

— А между тем, — сказал президент безо всякого драматизма, — все указывает на то, что я скоро умру.

— У вас такие способности выходить из любого положения, — сказал Омеро.

От удивления президент подпрыгнул, и это получилось у него весьма изящно.

— Черт возьми! — воскликнул президент. — Разве в прекрасной Швейцарии врачебная тайна отменена?

— Ни в одной больнице на свете нет тайн от шофера «скорой помощи», — сказал Омеро.

— То, что я знаю, я узнал всего два часа назад, и от того единственного, кому это следует знать.

— Что бы ни случилось, ваша смерть не будет напрасной, — сказал Омеро. — Найдутся люди, которые поместят вас куда надлежит, как пример высокого достоинства.

Президент изобразил на лице комическое изумление.

— Спасибо за предупреждение, — сказал он.

Он ел так же, как делал все: не торопясь и очень аккуратно, и, пока ел, глядел Омеро прямо в глаза, так что тому казалось, будто он видит его мысли. А в конце долгой беседы, пересыпанной ностальгическими воспоминаниями, на его лице появилась недобрая усмешка.

— Я было решил не беспокоиться о судьбе собственного трупа, — сказал он. — Но теперь вижу: пожалуй, следует принять некоторые предосторожности в духе полицейских романов, чтобы никто его не нашел.

— Бесполезно, — пробормотал Омеро. — В больницах ни одна тайна не держится дольше часа.

Когда допили кофе, президент посмотрел гущу на донышке чашки и снова вздрогнул: смысл был тот же самый. Однако бровью не повел. Он расплатился наличными, но сперва несколько раз проверил счет и несколько раз с излишним тщанием пересчитал деньги, оставив такие чаевые, что официант лишь угрюмо буркнул.

Быстрый переход