Роджерсом, который на поверку оказался не столь пристрастным, как мы опасались.
Собрание началось с пламенного обращения губернатора Фентона, после чего мы весьма продолжительно обсуждали с членами комитета черновые варианты поправки. (Мистер Чарлз Синглтон особенно красноречиво и убедительно высказывался в защиту того, что поправка должна гарантировать одинаковое право голоса для всех граждан, как белых, так и цветных, как мужчин, так и женщин. Члены комитета отнеслись к его доводам с большим вниманием.) Дебаты велись до глубокой ночи».
Женева читала текст из-за плеча Купера.
– «…особенно красноречиво и убедительно», – прошептала она. – И он хотел, чтобы женщины тоже могли голосовать.
– Вот еще одна запись, – сказал Купер.
«Двадцать пятое июня тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года. Я обеспокоен слишком медленным продвижением дела. С момента представления Четырнадцатой поправки на ратификацию прошел уже год. В двадцати двух штатах она была одобрена без промедления. Для принятия требуется поддержка еще шести, но мы встречаем упорное сопротивление.
Уиллард Фиш, Чарлз Синглтон и Элайджа Уокер сейчас объезжают те штаты, где еще не определились с решением. Они убеждают тамошних законодателей проголосовать за принятие поправки, однако на каждом шагу сталкиваются с непониманием. Сколько было принесено жертв, а наша цель по-прежнему не достигнута… Неужели нашей победе суждено оказаться пирровой? Каждый день я умоляю Бога о том, чтобы наши усилия не пропали втуне».
Купер отвернулся от экрана.
– Вот и все.
– Значит, Чарлз сотрудничал с Дугласом. Судя по всему, они были друзьями.
Или не были, подумал Райм. Что, если написанное в журнальной статье – правда? Что, если он действительно втерся к ним в доверие лишь для того, чтобы подобраться к деньгам?
Хотя Линкольн Райм всегда стремился только к истине, ему вдруг захотелось, чтобы Чарлз Синглтон все-таки не совершал того преступления.
Глядя на доску с записями по делу, он видел больше вопросов, чем ответов.
– Женева, можешь позвонить своей тете и спросить, не нашла ли она других писем Чарлза?
Девушка позвонила женщине, с которой жила ее тетя Лили. На звонок никто не ответил, и она оставила сообщение с просьбой позвонить на номер Райма. Затем набрала другой номер, и у нее засияли глаза.
– Мам! Ты дома?
Слава Богу, подумал Райм. Наконец-то вернулись родители.
Но через секунду лицо девушки сделалось хмурым.
– Нет?.. Что случилось?.. Когда?
Женева рассказала матери последние новости, заверила ее, что находится под охраной полиции, затем передала трубку Беллу. Тот обсудил сложившуюся ситуацию, после чего вернул трубку Женеве. Девушка попрощалась с родителями и нехотя положила трубку.
Белл пояснил:
– Застряли в Лондоне: их рейс отменили, а на сегодня больше ничего нет. Вылетят завтра первым же самолетом. Посадка в Бостоне, оттуда – ближайшим рейсом в Нью-Йорк.
Женева пожала плечами, но по ее глазам Райм заметил, что она разочарована.
– Мне лучше поехать домой. Надо готовить проекты для школы.
Белл связался с группами наблюдения, затем с дядей Женевы и доложил, что обстановка спокойная.
– В школу завтра не побежишь?
Женева замялась, затем скривила лицо. Неужели снова придется с ней препираться?
Вдруг кто-то заговорил. Это был новичок Пуласки.
– Вообще-то, Женева, дело теперь не только в тебе. Если бы тот парень в армейской куртке подобрался поближе и открыл огонь, то могли пострадать или даже погибнуть другие ученики. А если он повторит попытку, когда ты будешь в толпе около школы?
Судя по лицу, Женева вспомнила про доктора Бэрри. «Значит, он умер из-за меня». |