— Это мои самые лучшие, — с гордостью пояснил радушный хозяин, щедро разливая вино. — Их за верную службу пожаловал моему пращуру, Гильденкранцу, сам королевич Георг.

— Какой королевич Георг? — отпил Дубов из кубка.

— А, ну тот, что основал наше Мухоморье, сиречь Новую Ютландию. Его ведь выгнали из Ютландии, вот он сюда и перебрался.

— А за что его выгнали? — заинтересовался Василий.

— Ну, он там такого начудил, просто любо-дорого! — захохотал Беовульф. Такую потасовку устроил — папашку своей невесты взял да и зарезал, понимаешь! Как завопит: «Крысы!» — и шпагой в занавеску раз, и все. А нечего было стоять за занавеской! Во как… В другой раз заявился на совещание королевских советников с медведем на цепи… Вот с этим, указал радушный хозяин на изрядно тронутую молью медвежью шкуру, висевшую на стене. — A когда на самого своего дядюшку, на короля то есть, стал наезжать, так это вообще! Да уж, славные были времена — не то что сейчас. — Беовульф горестно вздохнул, подлил себе в кубок мутного вина и опрокинул его в горло. В этом чувствовался опыт и сноровка. — Ну что, боярин Василий, налить вам еще? — предложил Беовульф своему гостю.

— Можно, — чуть заплетающимся голосом ответил Дубов. В своей Кислоярской действительности он отнюдь не слыл безупречным трезвенником, но и к столь обильным возлияниям не привык.

— Себе я налью поменьше, — как бы извиняясь, сказал хозяин. — Мне ведь на свидание с дамой пора идти. А вы тут продолжайте, сделайте милость.

— Дама та самая, что вы давеча говорили?

— Ну конечно! Ах, какая женщина, какая женщина… Мне для нее ничего не жалко, я ей даже свой лучший золотой перстень подарил, вот как!

Василий открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но передумал и вместо этого отпил из кубка немного вина.

— Ну, я побежал, — засуетился хозяин. — А вы тут располагайтесь, чувствуйте, как дома.

— Извините, я хотел бы немного отдохнуть, — сказал Василий. — Знаете, после столь бурной ночи…

— Конечно, конечно! — понимающе загромыхал Беовульф. — Слуги укажут вам горницу, и отдыхайте хоть до скончания века!

Королевский летописец Пирум, принявший Чаликову в древлехранилище, расположенном в одной из башен замка, по своей наружности оказался совсем не похожим на тех не очень многочисленных историков, коих Наде довелось увидать воочию, а именно старца Пимена из оперы «Борис Годунов» и кислоярского кандидата исторических наук госпожу Хелен фон Ачкасофф.

Чаликову, а точнее пажа Перси, встретил невысокого роста плотный мужичок в валенках и залатанной серой фуфайке, на фоне которой ярко выделялся пестрый шейный платок. Летописец широким жестом окинул свое хозяйство — обширное круглое помещение, заставленное старыми комодами и высокими, почти до потолка стеллажами — и произнес чуть скрипучим голосом:

— Ну вот, наконец хоть кто-то залюбопытствовал. A то ведь так и пропадут невостребованными сии драгоценные немые свидетели былых веков. Его Величество уже известил меня, дабы я всячески способствовал утолить твою любознательность, о мой дражайший юный друг!

Говоря это, Пирум снял с одного из стульев, также весьма древнего происхождения, ворох пожелтевших бумаг, кинул их на пол и пригласил гостя присесть.

— Благодарю вас, господин летописец.