При виде Сатурна они несколько умерили боевой пыл и расступились; Даниель успел проскочить за ним в образовавшийся просвет.
— Наша работа закончена, — бросил Сатурн через плечо. — Весь ущерб будет возмещён скоро, но не сейчас.
С этими словами он протиснулся в дверь и выбежал в людской поток на мосту.
Сатурн поглядел влево — на Саутуорк и Бимбар-яму, однако повернул вправо, рассчитывая, что экипаж покупателя его нагонит. К тому времени, как Даниель выбежал на улицу, Сатурн уже продвинулся на несколько широких шагов в направлении Лондона. Даниель тоже поглядел влево, но без всякого результата. Он не обладал ни ростом Питера Хокстона, чтобы видеть поверх голов, ни его молодостью; после тёмного помещения старческие глаза медленнее приспосабливались к яркому свету на улице.
Ему велели взять портшез или экипаж. Ни один здравомыслящий извозчик не станет ждать пассажиров у «Грот-салинга». Даниель подумал, что карету или портшез можно нанять на Площади, чуть севернее. Поэтому он повернул вправо и начал пробиваться через толчею.
Как шкипер утлого судёнышка, затёртого ледяными торосами, Даниель не мог сам выбирать путь, но следовал общему течению, ныряя в каждый открывшийся просвет, пока тот не схлопнулся и не раздавил ему рёбра. По сравнению с Сатурном Даниель двигался очень медленно и потерял из виду чёрную кудлатую голову раньше, чем добрался до церковной арки.
Каждый судоходный пролёт моста носил своё название. Даниель, ничего не видевший кроме голов и плеч, мог прикинуть по шагам, что находится над пролётом Длинного входа, самым узким и, следовательно, самым опасным для лодок, поскольку Большой причал с северной его стороны за столетия так раздался вширь, что почти перекрыл фарватер. В следующую минуту, подняв глаза и увидев над собой каменный свод, Даниель понял, что проходит под церковью. Он мысленно перебирал пролёты и опоры, как папист — чётки: дальше Церковный пролёт, тоже узкий, а за ним — пролёт святой Марии, один из самых широких и потому особо любимый лодочниками. Прямо над пролётом святой Марии — противопожарный разрыв, именуемый Площадью.
Здесь-то, рассуждал Даниель, кучера и носильщики должны ждать прибывающих на лодках пассажиров.
Таков был его план. Увы, как часто случается с натурфилософами, составляющими сложные, хорошо продуманные планы, он не предусмотрел одной простой вещи. Толпа, втиснутая под свод церковной арки, внезапно сдавила его со всех сторон. Наверное, так чувствовал себя атом газа в машине Бойля, когда поршень под неумолимым гнётом шёл вниз. Сквозь арку пробивалась карета — причём успешно. Толпа, чувствуя опасность не столько от экипажа, сколько от волны паники, которую тот гнал перед собой, хлынула из-под арки, увлекая Даниеля, как течение в пролёте Длинного входа — винную пробку.
Теперь он был на открытом пространстве и опасливо озирался, боясь, как бы неожиданное завихрение толпы не швырнуло его о стену лавки, поэтому увидел, как из-под арки вылетел экипаж, ставший причиной переполоха.
Даниель не сомневался, что это экипаж покупателя. Шторы на окнах были задёрнуты, а кучер явно получил приказ гнать к другому концу моста, не заботясь о жизни, здоровье и судебной ответственности.
Они были над Церковным пролётом. До Площади оставалось каких-то десять ярдов, но карета уже пронеслась мимо Даниеля и на такой скорости должна была вот-вот миновать Сатурна. Даниель ещё мог вскочить на Площади в портшез или извозчичий экипаж, но попробуй убеди незнакомого кучера пуститься с места в карьер за таким лихачом. А за покупателем надо было следить сколь возможно долго: никто не мог угадать, когда он вставит только что приобретённый ключ в замочную скважину шкатулки и повернёт.
Впрочем, многие смотрели на неё, потому что она дымилась. И громыхала: пассажир молотил в потолок, требуя остановить экипаж. Дверца справа распахнулась, и наружу выплыл клуб бурого дыма, такой большой и плотный, что в нём с трудом можно было различить человека. |