Расстелив несколько старых мешков под столом, в самом дальнем углу, он подтолкнул к ним пса, продолжая ласково гладить его. Лабрадор не стал сопротивляться, он охотно и покорно устроился на куче тряпья, доверчиво глядя на мальчика, пока тот закрывал его мешками. Нэб заглянул в это тайное убежище, посмотрел на собаку и с видом заговорщика приложил палец к плотно сжатым губам. Пес лизнул ему руку, словно понял, что это будет их общая тайна.

Сзади раздался какой-то шум, заставивший Нэба поспешно выбраться из-под стола. В дверях камбуза стоял капитан Вандердеккен, челюсти у него ходили ходуном, он скрипел зубами. Нэб струсил, он не сомневался, что сейчас получит очередную порцию пинков. В голосе капитана звучала сталь:

— Где Петрос и прочие? Еще не вернулись?

С расширенными от страха глазами Нэб покачал головой.

Вандердеккен сжимал и разжимал кулаки. Чертыхаясь, он злобно заговорил:

— Пьют! Вот чем заняты эти безмозглые свиньи. Заливают свои поганые глотки джином и пивом в каком-нибудь вонючем кабаке, — он гневно топнул ногой и процедил сквозь стиснутые зубы: — Если из-за этой банды пьяных скотов я пропущу прилив, уж я пощекочу их своим палашом.

По устрашающему взгляду капитана Нэб понял, когда бы матросы ни вернулись — беды не миновать всем. Не желая попасть под горячую руку, он снова заполз под стол и спрятался там рядом с собакой.

Когда он прижался к черному Лабрадору, заглянул в его ясные преданные глаза и погладил тощую шею, пес лизнул его щеку теплым языком. Нэбу как никогда в жизни захотелось уметь говорить, тогда он мог бы приласкать и добрыми словами успокоить пса. Но с его губ сорвался только тихий хрип. И этого оказалось достаточно. Пес тихонько заскулил, положил голову Нэбу на колени. Каждый из них был уверен, что наконец-то нашел друга.

Меньше чем через час с причала послышались хоть и быстрые, но неуверенные шаги. Пять матросов, посланных за провиантом, шатаясь и спотыкаясь, поднимались на борт, за ними, словно карающий ангел, шагал Вандердеккен. Он стегал их направо и налево линьком с узлами, в его голосе гремел праведный гнев.

— Пьяные индюки! Нализались джина! Из-за вашей ненасытной жадности потеряно полдня. Вы что, не можете держать свои морды подальше от бутылки, даже выполняя самое простое поручение? Никчемная мразь!

Голландец был беспощаден. Он с остервенением избивал всех пятерых, жестоко пинал сапогами любого, кто пытался подняться или отползти в сторону. Нэб, словно под гипнозом, наблюдал за ужасной сценой. Завязанный узлами линь жалил тела и кости, он щелкал, словно каштаны, лопающиеся в огне, под вопли и крики истязаемых.

Когда силы Вандердеккена иссякли, он швырнул несколько монет приказчику, ждавшему на причале с тележкой, груженной продовольствием.

— Эй ты! Подними провиант на борт, а то мы прозеваем прибой!

Пока разгружали продовольствие, Петрос приподнял покрытое синяками и залитое слезами лицо. Он разглядел нечто, чего остальные не заметили. На палубе сверкал изумруд. Вандердеккен был настолько ослеплен яростью, что не заметил, как самоцвет выпал из кармана.

Очень медленно и очень осторожно толстый кок протянул грязную руку, чтобы схватить сокровище.

— А-а-а! — завизжал он, когда тяжелый каблук капитана пригвоздил его руку к палубе. Вандердеккен схватил изумруд, продолжая ввинчивать в кисть Петроса каблук с железной набойкой.

— Вор! Пропойца! Пират! У меня ничего не украдешь! Ну вот, теперь у нас будет однорукий кок. А вы все марш отсюда, на корму, на бак, на палубу, за работу! Ставьте паруса, да так, чтобы ни одна снасть не провисла, уложить их, как положено. Это вы-то моряки? Я сделаю из вас настоящих моряков еще до конца пути, клянусь виселицей, — и капитан быстро занял место рулевого у штурвала.