– И добавила: – Фарли не выносит сплетен.
Хильдершем взглянул на Реджинальда и заметил:
– Женщинам этого не понять.
– Не понять чего? – спросила Грейс.
– Вот именно.
– Мы видели ее всего один раз, – объяснила Сильвия. – И кругом были люди.
Грейс понимающе кивнула и тихо сказала Сильвии:
– Поговорим, когда останемся одни.
Женщины, подумал Реджинальд, не скрывают ничего, кроме собственного тела, которое они охраняют от хищника самца. Во всем остальном мужчины проявляют куда больше застенчивости, скромности, впечатлительности. Или мы попросту более лицемерны?
– Ах вы, женщины! – воскликнул Хильдершем, добродушно качая то головой. – Пойдем, дорогая, у них еще масса дел.
Грейс встала и обратилась к Сильвии:
– Меня просто бесит, что мужчины всегда говорят о женщинах так, будто бы все они одинаковы.
Сильвия посмотрела на Реджинальда, словно хотела, чтобы он ответил.
– Можно сделать общий вывод относительно воды и суши. – улыбнулся Реджинальд, – всем известно, как они различны. Но это вовсе не значит, что пруд в Риджентс-парке и Тихий океан – одно и то же.
– Хорошо сказано, – заметил Хильдершем. – Так-то вот, дорогая. Пошли, Грейс.
Возвращаясь домой, он поймал себя на мысли, что было бы совсем недурно завести новую жену. Как Бакстер. Хотя бы на медовый месяц. Что говорить, порядочность имеет свои недостатки. А вознаграждается разве что на том свете. Скажем, целой толпою таких Сильвий.
– Фарли, правда, она чудесно выглядела сегодня? Лондон пошел ей на пользу.
– Гм, пожалуй.
Ладно, в жизни много разных других вещей.
– Бакстер! – задумчиво произнес Реджинальд.
– Ты удивлен, дорогой?
– Ошеломлен. Люди разводятся каждый день, и это никого не трогает, но когда такое случается с кем-то из знакомых, то кажется невероятным. Ты так не думаешь?
– Я видела их однажды в Лондоне.
– Ты ничего не говорила мне, – сказал Реджинальд и тут же вспомнил про все, о чем он не говорил ей.
– Здесь не о чем было рассказывать, дорогой. Я не говорила с ними.
– Ты тогда подумала...
– Они казались совершенно счастливыми и... далекими ото всех.
– Что они делали?
– Ничего. Рассматривали витрины. Просто были вдвоем. Чудесно было видеть их вместе.
– Да, но...
Черт возьми, подумал Реджинальд, речь идет о чем-то большем.
– Ты огорчен, дорогой? Я – нет. Я просто рада.
– Не то чтобы огорчен...
– Ты ведь никогда не любил Бетти?
Как это женщины всегда переходят на личности!
– За Бетти я не беспокоюсь.
– Она выйдет замуж снова, как ты думаешь? Она нравится мужчинам. Во всяком случае, большинству мужчин.
– Я думаю, да.
– А в чем дело, дорогой?
– Ни в чем. Но меня всегда чуточку смущает вопрос нравственности. Я хочу сказать, вообще в подобных случаях.
– Нравственности? – растерянно переспросила Сильвия. – Как мистера Хильдершема?
– Ну нет, – улыбнулся Реджинальд, – не совсем так, но я считаю, что здесь затронут вопрос нравственности. Если ты клянешься женщине в вечной верности, следует сдержать клятву. Но при этом считается, что истинная любовь – самая прекрасная в мире вещь и за нее не жаль отдать любую цену. Что из этого верно?
Сильвия молчала; потом показала ножкой на камнеломку, выросшую у стены, и спросила:
– Красиво, правда?
– Очень. |