– По-моему, тоже. – Сильвия любовалась кольцом, крутя его на пальце.

– Как все это сложно, правда? – продолжала Грейс. – Ты счастливая, у тебя нет дочерей. Сильвия, тебе мать что-нибудь рассказывала?

– Мало... Почти... Нет, в сущности, ничего.

– Ну да. Я тоже потом это поняла... Я думаю, мне следует поговорить с девочками. Как они сейчас быстро растут! Агата на будущий год в мае поедет в пансион, наверное, я могу подождать до тех пор. – Сильвия смотрела на нее, широко открыв глаза. – Нет, нет, не в ее честь. У Фарли в семействе тоже были Агаты. – Она довольно улыбнулась. – Так что будем надеяться на лучшее. Наверное, ужасно, когда мать говорит так о своей дочери, но ты же знаешь, что я имею в виду.

Сильвия серьезно кивнула.

– Ты просто невероятно хороша! – воскликнула Грейс, вскакивая с кресла. – Я думаю, муж без ума от тебя!

А вот это только наша тайна – румянец цвета дикой розы выступил на щеках Сильвии. Она встала и повернулась к окнам.

– Пойдем пройдемся по саду. Сегодня чудесный вечер.

– Как я рада, что книжка идет хорошо, – сказала Грейс Хильдершем, следуя за ней. – Какой у тебя талантливый муж! А наши дети его просто обожают!

– Спасибо. – Буль-буль-буль. – Джимми включили в сборную школы, я не говорил вам? – Он подвинул графин ближе к Реджинальду.

– Молодчина. Ему остался еще год, верно?

– Да, он молодец. Поговаривают даже о стипендии. Но я уже записал его в Винчестер. Это осложняет дело. Я не знаю, достаточно ли он подготовлен, чтобы там учиться, но не хотел бы, чтобы он учился в другом месте.

– А школьная стипендия не имеет значения для вас?

– В финансовом отношении, я думаю, это не так важно. Но мальчикам нравится получать стипендии. Всегда лестно упомянуть об этом.

– Да, но вы же не пошлете мальчика учиться не туда, куда хотите, только из-за того, что школа дает ему стипендию в рекламных целях.

Хильдершем пожал плечами и выпил глоток вина.

– Или пошлете? – спросил Реджинальд, попыхивая трубкой.

– Я думаю, отношение школы тоже надо учитывать – до некоторой степени.

Что, он действительно так думает, мелькнуло у Реджинальда, или мстит мне за историю с водой?

– А кем он хочет быть? Он уже решил?

– Нет, я еще не решил. Возможно, адвокатура, с перспективой заниматься впоследствии политической деятельностью.

– Вы совсем не советовались с ним? Я ведь не отец, я просто спрашиваю.

– Мой дорогой Уэллард, он хотел бы стать пиратом.

– Что ж, если он займется политикой, выйдет почти то же.

– Или профессиональным игроком в крикет. Кстати, вы были у Тайлеров?

– Нет. А кто это?

– Люди, которые купили Монкс-кросс.

– Ах да. Нет, мы почти ни к кому не ходим. Думаю, что по моей вине. Терпеть не могу завязывать отношения с людьми по соображениям географическим.

– Вам не кажется, что с таким же успехом можно не терпеть быть англичанином?

– Нет. Но сказано неплохо, – улыбнулся Реджинальд. – Я понял вашу мысль. Что ж, исправимся и на следующей неделе выберемся к Тайлерам.

– В этом-то все дело, – заметил Хильдершем, разглядывая кончик своей сигары.

– А! – воскликнул Реджинальд, пряча улыбку. – Мы не любим нашего брата англичанина. Почему же?

– Англичанина!

– Так. Вы мне все объяснили.