— Тише, женщина! — приказал отец тоном, который обычно заставлял всех нас немедленно ему подчиниться. — Мне не вырастить столько зерна на своих трех ароурах, чтобы прокормить больше ртов, чем у нас уже есть. Мы живем бедно, но достойно. Заполонив наш дом детьми, мы обеднеем еще больше, принеся в жертву даже эту относительную независимость. Кроме того… — Он понизил голос, и мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать слова. — Что заставляет тебя думать, будто Асват — такое уж мирное и безопасное место, каким кажется? Ты, как и все женщины, видишь не дальше той тропы, по которой ходишь стирать белье к реке, и слышишь только сплетни, которыми потчуют тебя другие женщины. Мужчины здесь не намного умнее. Они отправляют к женщинам разносчиков и странствующих работников и не слушают их рассказы, потому что они ограниченные, они с подозрением относятся ко всем, кто родился не здесь. Я повидал Египет. И я не питаю презрения к чужеземцам, что приходят и уходят. Я знаю, что племена с востока просачиваются в Дельту в поисках пастбищ для своего скота. И в Дельте неспокойно. Это может закончиться ничем, а может означать и то, что благой бог призовет всех своих солдат покинуть поля и встать на защиту своей страны. Как ты будешь жить тогда, если тебе придется кормить младенцев и работать повитухой? Если меня убьют, земля отойдет обратно фараону, потому что, как ты говоришь, Паари не имеет желания идти по моим стопам. Поразмысли над тем, что я тебе сказал, с закрытым ртом, потому что я устали мне надо поспать.

Я слышала, как мать пробормотала что-то еще и покорно вздохнула, и потом все стихло.

Когда голос отца умолк, я долго лежала на спине, глядя в гнетущую жаркую темноту маленькой комнаты, и представляла иноземцев, о которых он говорил; они медленно сыпались на плодородную почву Дельты — место, которого я никогда не видела и редко слышала о нем, — расползаясь, медленно просачиваясь на юг вдоль Нила к моему селению, подобно черному илу половодья. Живая картинка впечатлила меня. Внезапно Асват перестал быть для меня центром мироздания, он сжался в моем сознании, превратившись в крохотное болотце посреди угрожающей пустоты, и все же я не ощущала потерянности или опасности. Мне стало интересно, как выглядят эти зловещие люди, и как выглядит Дельта, и как священные Фивы, дом Амона, царя богов, и, когда я наконец заснула, мне чудилось, что я нахожусь в лодке, плывущей вниз по течению Нила, к столице легендарного благого бога.

ГЛАВА 2

Как я уже говорила, мне было восемь лет, когда я придумала, как школа может сама приходить ко мне, если уж мне туда нельзя. Это произошло в ту пору, когда я уже могла справляться с любой работой в доме и во всем помогала матери, поэтому дни мои были целиком заполнены домашними обязанностями; по потребность учиться отдавалась во мне постоянной ноющей болью, тихим отчаянием, приступы которого мучили меня в редкие моменты праздности. Мой план был прост. Меня мог бы учить Паари. К этому времени он, должно быть, узнал уже почти все, что можно было узнать, не зря же он пять лет ходил в храмовую школу. Однажды после полудня, когда наш дом и наверняка все селение погрузились в дремоту, изнывая от палящего летнего солнца Ра, и предполагалось, что мы с Паари тоже должны отдыхать, я подтащила свой тюфяк поближе к нему и пристально посмотрела ему в лицо. Он не спал. Он лежал на спине, положив обе руки под голову, и в полумраке следил за моими движениями.