Гуи поднялся, обошел вокруг стола и, взяв меня на руки, опустился в мое кресло, он стал баюкать и качать меня, как маленькую. Я попыталась высвободиться, но тщетно. Он держал меня крепко, пока я не прекратила рыдать и не свернулась у него на груди. Тогда он начал ласково поглаживать

— Нет, Ту, — сказал он спокойно. — Я не использовал тебя все это время. Я говорил тебе — я на самом деле видел твое лицо в гадальной чаше, до того как ты появилась в Асвате в темноте моей каюты. Я тотчас узнал тебя и понял, что ты займешь важное место в моей жизни. В моей собственной жизни! Ты слушаешь?

Я не отвечала, и его пальцы, не останавливаясь, продолжали нежно гладить меня по голове.

— Я не знал, что именно нас с тобой свяжет, — продолжал он. — Только позже я начал понимать возможности, скрытые в этой ситуации. Я заботился о тебе. Я и сейчас забочусь о тебе. Ты веришь мне?

— Нет, — сказала я угрюмо, уткнувшись лицом в его шею, и почувствовала, как дрогнули его мышцы, когда он засмеялся.

— Уже лучше. Твои слезы всегда иссякают быстро, моя Ту, даже когда льются от жалости к себе. Когда я понял, как ты можешь быть полезна, я начал соответственно систематизировать твое обучение. Не сердись больше. Ну-ка… — он приподнял край своей юбки, — вытри глаза, сядь и послушай меня.

Пришлось повиноваться. Неохотно я повернулась и посмотрела на бледные, прекрасные черты, лицо, которое я любила и которого страшилась.

— Ты в самом деле вполне во вкусе фараона, — сказал он, — Ты молода и прекрасна, твое тело стройное и крепкое. Но одно это ничего бы не значило. Таких девушек множество, и за долгие годы дюжины их перебывали на ложе фараона. Но у тебя необычные для египтянки, ум, что сделал тебя такой способной ученицей, и твой характер. По своей натуре ты — беспощадная, коварная, себялюбивая маленькая дрянь, способная вонзить свои зубки в любого, кто тебе понадобится, и держать до тех пор, пока он не станет полностью твоим. Не ерзай! Я говорю только о твоих наименее выигрышных качествах. Я такой же, дорогая Ту, и те люди, которых ты видела однажды ночью, что собирались здесь посмотреть на тебя, все тоже беспощадны и коварны. Но мы, прежде всего и в первую очередь, преданные и обеспокоенные сыны этой великой страны.

Он снова завладел моим вниманием. Я слезла с его колен, и, спотыкаясь, пошла и села в его кресло за столом, чтобы лучше видеть его. Я еще всхлипывала, но слезы литься перестали.

— Объясни мне. — Я икнула.

— Мы хотим, чтобы ты заняла место наложницы фараона, — сказал он прямо. — Мы верим, что тебе удастся удержаться у него в фаворе намного дольше большинства молодых наложниц. Ты можешь увлечь его, занять его и, со временем заставить отвлечься от пагубной стратегии, которую он сейчас поддерживает.

— Это смешно, — резко оборвала я его. — Как я смогу заставить великого фараона делать что-нибудь еще, кроме как предаваться любви со мной? Вам лучше подкупить одного из его советников.

Я все еще испытывала жгучую боль оттого, что он только что сказал, и от сознания, что я была всего лишь фишкой в их игре. И все же я была польщена. Он определенно знал, что я способна на многое.

— Его советники знают, что их будущее зависит от того, чтобы представить жрецов в более выгодном свете, — сказал мне Гуи. — Но его женщинам нечего терять.