— Подожди здесь, — властно сказал он и, натянув измятую набедренную повязку, направился в сторону дома.

Приподнявшись на локте, я смотрела ему вслед, пока высокая бледная фигура не затерялась в темноте. К тому времени, как он вернулся и вручил мне фиал с белым порошком, я привела себя в порядок и начинала уже волноваться.

— Будь осторожна с этим, — пробормотал он и наклонился поцеловать меня. — Я люблю тебя, Ту.

— Я тоже люблю тебя, Мастер, — прошептала я в ответ, но он уже оставил меня, промелькнул между стволами пальм, и ночь поглотила его.

Когда он исчез из виду, я посмотрела в небо. Луны не было.

В детском дворе было тихо, и я смогла добраться до своей кельи незамеченной. Дисенк спала на циновке у двери, я осторожно шагнула через нее, чтобы не разбудить. Она оставила горящую лампу на столе у моей кушетки. Быстро заглянув в корзинку Пентауру, который спал, по-орлиному раскинув ручки во сне, я взяла сумку с лекарствами, поднесла ее к лампе, открыла и достала чудесную алебастровую баночку, где хранилась смесь масел для массажа. Я вынула пробку и быстро огляделась. Все было тихо. Я не колебалась. Не дав себе времени подумать, только для большей уверенности бросив мимолетный взгляд на подушку, в которой хранился свиток царевича, я очень осторожно распечатала фиал, врученный Гуи, и аккуратно, чтобы содержимое не попало на руки, пересыпала порошок в банку. Глядя на маленькую пирамидку порошка на поверхности масла, я почувствовала, что вспотела.

Вдруг до меня донесся какой-то тихий звук, я быстро оглянулась. Дисенк стояла у двери, приглаживая взъерошенные волосы, ее лицо раскраснелось ото сна, но в глазах читалось беспокойство.

— Что ты делаешь, госпожа? — тихо спросила она.

Я молча застыла с пустым фиалом в одной руке и банкой в другой. И тогда она поняла.

— Это твое масло для массажа? — настойчиво допытывалась она. — А что в фиале? Это дал тебе Мастер? О Ту! Вы собираетесь убить его, правда? Ты и Мастер.

Слова прозвучали как утверждение, и я могла не отвечать. Я кивнула. Ее брови поползли вверх.

— Хорошо, — продолжала она. — Если позволишь, я принесу тебе успокоительное питье, потом раздену и умою тебя. — Ее взгляд скользнул к моим неподвижным рукам. — Будь осторожна, — добавила она и ушла, не дожидаясь, пока я отпущу ее.

Закрыв банку, я с холодным содроганием подумала, что мы с ней теперь оказались в равном положении, она не станет больше относиться ко мне как к своей госпоже. От меня не ускользнула нотка фамильярности в ее голосе, когда она говорила со мной. Как и то, что она не выглядела удивленной или шокированной. Она, со своей обычной проницательностью, сразу поняла, что я делаю. Значит, она тоже причастна к заговору Гуи и была с ними заодно задолго до того, как я вынырнула из Нила и вскарабкалась на его ладью? В конце концов, разве она не служила у сестры Гуи? «О боги, — подумала я, падая в кресло. — Я теряю рассудок? Получается, я такая же жертва, как и Рамзес?»

У меня появилось любопытное подозрение, я встала и снова открыла врачебную сумку, нащупывая банку, в которой хранила запас шипов акации. Я перестала пользоваться ими, когда поняла, что беременна Пентауру, и теперь не могла вспомнить, оставалось ли там что-нибудь. Я нашла банку, но там не было ничего, кроме облачка серой пыли на дне.

Я смотрела на него, сдвинув брови. Гуи говорил, что давно собранные шипы темнеют. Он заверял меня, что они сохранили нужные свойства, но что, если он лгал? Что, если они уже были слишком старые, когда он давал их мне, и он знал это, но ему было уже все равно, так как я стала для него бесполезной? О, конечно нет! Гуи не мог поступить со мной так ужасно! Я вспомнила ощущение его рук на своем теле этой ночью, слова, что со стоном вырывались из его горла, когда мы сливались в страстных объятиях.