— Скажи мне, о чем здесь говорится.
Я стала разворачивать свиток, в этот момент вернулся стражник. Прорицатель отвлекся, отдавая приказание оставить еду у самого входа в каюту, но я успела взглянуть на слова. Они стояли очень близко друг к другу и были написаны так изящно, что у меня возникло большое желание просто сидеть и любоваться каллиграфией, но я не хотела провалить это испытание. Пока он забирал поднос и подходил к дивану, я бегло просмотрела содержание свитка. Потом нерешительно подняла на него глаза. Он сделал знак рукой:
— Ну, начинай!
— «Великолепному господину Гуи, прорицателю и пророку богов, приветствие. Путешествуя под твоим началом к твоим владениям в Дельте и держа совет с твоими управляющими, я оцениваю твое имущество, а именно: земли, крупный рогатый скот, рабов и запасы зерна в этот урожай, таким образом: земли — пятьдесят ароур. Крупный рогатый скот — шесть сотен голов. Рабы — одна сотня. Зерно — твои амбары полны. Вина — три сотни и пятьдесят кувшинов божественного вина с западного берега реки. Что касается оспариваемой границы льняного поля с твоим соседом, я подал обращение в суд наместника Лишта, который заслушает его в течение месяца. Касательно…»
Он выдернул свиток у меня из рук и дал ему свернуться обратно.
— Очень похвально, — прокомментировал он с кислой миной. — Значит, ты не соврала. Твой брат сотворил чудо. Ты знаешь, что очень немногие женщины в гареме великого бога умеют сосчитать свои пальцы, не говоря уж о том, чтобы читать? Ты и писать тоже умеешь?
Краем глаза я заметила пиво и лепешки.
— Не очень хорошо, — выпалила я, — Мне не на чем было упражняться.
Он, должно быть, почувствовал, куда я нацелилась, поскольку жестом указал на поднос, предлагая мне еду и питье. Точно так, как строго наказывала мать, я сначала налила ему, предложив чашу и блюдо с лепешками. Он отказался и от того и от другого и сидел, наблюдая, как я быстро глотала пиво и с удовольствием поглощала лепешки. Они были легче и слаще, чем все, что я когда-либо пробовала дома. Я старалась растянуть удовольствие. Он продолжал разглядывать меня, подогнув одну ногу под себя, уперевшись локтем в колено, а кулаком подпирая щеку, потом встал, снова повернулся к ящику и вытащил другой свиток. Этот он развернул сам.
— Что ты пропишешь, если у меня, например, уже больше трех дней очень сильно болит голова? — спросил он.
Я перестала есть и закрыла глаза, вдруг осознав, что меня опять проверяют. С того момента, как он зажег лампу и увидел мои синие глаза, он непрерывно исследовал меня. Я ответила без особого беспокойства:
— Ягоды кориандра, можжевельник, мак, все это нужно истолочь с горькой полынью и смешать с медом.
— А как принимать?
— Ну, вообще-то из этого делают припарки, надо толстым слоем этой смеси намазывать голову, но моя мать добивается лучших результатов, когда больной глотает это ложками.
Тут сухой смех снова наполнил каюту.
— Твоя мать, может быть, и крестьянка, но она определенно кое-что знает! А что ты пропишешь для улучшения подвижности суставов?
Я уставилась на него. Подвижность предполагала общее состояние всех нервных и кровеносных сосудов.
— Там тридцать шесть составляющих припарки, — ответила я. — Все перечислить?
— Ты дерзкая! — проворчал он. — Ты умеешь обращаться с маком?
— В любом виде.
— Ты знаешь, что делать с сурьмой?
Я не знала.
— Как использовать свинец? Свинцовый купорос? Серу? Мышьяк? Нет? А хочешь научиться?
Я опустила свою чашу с пивом.
— Пожалуйста, не смейся надо мной, — взмолилась я, сдерживая внезапно подступившие слезы. |