Он хлопнул свитком по своей призрачно-белой руке.

— Ту, — тихо сказал он. — Три месяца назад я видел твое лицо в масляной чаше. Я предсказывал фараону, я думал о нем, когда наклонился над чашей; но там возникло твое лицо: синие глаза, восхитительно очерченный рот, непокорные темные волосы. Твое имя тихо прозвучало у меня в голове — «Ту, Ту», и потом ты исчезла. Мне нет необходимости смотреть твое будущее. Судьба столкнула нас друг с другом по причинам, которые пока еще неясны. Меня зовут Гуи, но ты будешь называть меня Мастером. Ты хотела бы учиться?

Три месяца назад! Я заволновалась. Три месяца назад мы с Паари сидели на красном от закатного солнца песке пустыни, и я выплеснула тогда свое отчаяние. Боги услышали меня. По моему телу прокатилась легкая дрожь, как будто по коже скользнул цветочный лепесток; я почувствовала благоговение.

— Я буду твоей служанкой? — выдохнула я. — Ты заберешь меня отсюда?

— Да. На рассвете я отправлюсь в путь. Команде уже отданы приказания. Ты должна дать согласие повиноваться мне во всем. Ты согласна, Ту?

Я лихорадочно кивнула. Теперь все понеслось со скоростью надвигающегося хамсина. Бури еще не было, но ее неотвратимость потрясла меня. Действительно ли это то, чего я хотела? Безумные мысли проносились у меня в голове. Вот он, момент выбора. После такого долгого ожидания момент настал. Приму ли я его с распростертыми объятиями или побегу домой, где младенцы и травы, пальмовое вино и сплетни, деревенская пыль на босых ногах и отец, творящий вечерние молитвы в нашем маленьком доме, когда его светловолосая голова склоняется при свете свечи, где Паари и наши восхитительные украденные часы, бок о бок… Паари…

И тут я заплакала. Усталость и волнение, страх и напряжение взяли свое. Гуи терпеливо дождался, пока рыдания стихнут, затем он поднялся.

— Иди домой и скажи отцу, чтоб стоял у сходней за час до рассвета, — сказал он. — Приходи с ним и принеси все, что хочешь взять с собой на память об Асвате. Даже если он откажется прийти, ты все равно должна быть здесь, ибо в любом случае я отплываю с восходом Ра. А теперь иди, у тебя два часа.

Он отпустил меня. Путаясь в складках, я распахнула занавес и ступила на сходни. Воздух, казалось, благоухал после спертого и душного пространства каюты, свежий, наполненный ароматами, которые оказались для меня много более дорогими, чем я могла предположить, — запахами Нила и сухой травы, резким духом навоза и пыли, чистым ароматом пустыни. Я не бросилась бежать обратно в селение. Я брела и рыдала всю дорогу.

ГЛАВА 4

Предрассветная мгла еще только начинала редеть, когда мы с отцом остановились у сходней перед ладьей Гуи и отозвались на оклик охраны. Мы не разговаривали, когда шли по тропе, уводившей меня от всего, что было мне так знакомо. Вернувшись домой после своего ночного приключения, я с трудом растолкала мать, она наконец проснулась и зажгла свечу. Пока она сидела в постели, со спутанными волосами и припухшими глазами, я сбивчиво рассказывала о своем приключении все, что могла себе позволить рассказать. Отец, как бывалый солдат, пробудился, едва я коснулась его. Он слушал, не перебивая, смятение и легкая досада на его лице сменились настороженностью, когда я безуспешно попыталась объяснить, почему была так настойчива. Закончив говорить, я припала к земле у их ног, сжимая кулаки и стиснув зубы, в страхе не успеть до восхода солнца. Ра был готов возродиться из чрева Пут, и, как только его лучи коснутся восточного края горизонта за рекой, моя надежда растает. Отец поднял с земляного пола грубую юбку, что скинул накануне вечером, и спокойно и медленно обтер ее краем вспотевший лоб и шею. — Ты плакала, — заметил он. И тут же мать разразилась потоком обвинений вперемешку с беспокойными причитаниями.