— Может, чаю сделаешь? — спросил я.

— Сделаю, — безропотно ответил он и пошел готовить чай.

Пока я пил получившийся нектар, Банан рассказал, что увидел машину, удаляющуюся от моего дома со скоростью миль восемьдесят в час. Машина была того самого мужика, который про меня спрашивал. Банан поначалу был озадачен, потом забеспокоился и в конце концов решил сходить посмотреть, все ли в порядке.

— Гляжу, ты лежишь, словно подстреленный жираф.

— Он меня ударил, — сказал я.

— Да что ты говоришь!

— Бейсбольной битой.

— Так ты его видел.

— Видел. Буквально секунду.

— А кто это был?

— Понятия не имею, — я отхлебнул чаю. — Бандит какой-то.

— Много взял?

Я поставил чашку и похлопал себя по заднему карману, в котором всегда носил маленький бумажник. Бумажник был на месте. Я достал его и заглянул внутрь. Денег там было немного, но ничего не пропало.

— Непонятно, — сказал я. — Чего он хотел?

— Он тебя спрашивал, — напомнил Банан.

— Спрашивал. — Я потряс головой — и очень зря: череп словно пронзило сотней мелких кинжальчиков. — А что именно он сказал?

Банан поразмыслил:

— Насколько я помню, он спросил: «Где живет Дерри?»

— А ты бы его узнал? — спросил я.

Банан задумчиво покачал головой.

— Вряд ли. В смысле, у меня осталось только общее впечатление: не молодой, не старый, грубоватый выговор, но я был занят и особенного внимания не обратил.

Как ни странно, я помнил своего обидчика куда лучше, хотя видел его всего одно мгновение. У меня перед глазами стояла застывшая картинка, словно мгновенный снимок. Плотный, коренастый мужчина, желтоватая кожа, чуть седеющие волосы, пронзительный взгляд, темные мешки под глазами, и на краю снимка — размытая полоса: опускающаяся бита. Насколько верен этот снимок и узнаю ли я его, если встречу, я не знал.

— Ты в порядке? — спросил Банан. — Я могу уйти?

— Конечно.

— А то Бетти дочистит этот виноград и будет пялиться в потолок, сказал Банан. — Эта старая корова работает по правилам. То есть это она так говорит. По правилам, понимаешь ли! Ни в каком профсоюзе она не состоит, так сама себе изобрела эти треклятые правила. И правило номер один состоит в том, что она ничего не делает, пока я ей не скажу.

— А зачем ей это?

— А чтобы я больше платил. Она хочет купить пони, чтобы кататься верхом. А ей уже под шестьдесят, и верхом ездить она не умеет.

— Иди, — сказал я улыбаясь. — Со мной все в порядке.

Он немного виновато направился к двери.

— Если тебе поплохеет, позвони доктору.

— Ладно.

Он отворил дверь и выглянул в сад.

— У тебя на клумбе банки с пивом валяются.

Он добавил, что подберет их, и вышел. Я с трудом поднялся с кресла и последовал за ним. Когда я дополз до двери. Банан стоял, держа в руках три банки с пивом и помидор и пристально глядя в гущу фиолетово-желтых цветов.

— В чем дело? — спросил я.

— Твой приемник…

— Я его только что починил.

— Да? — он посмотрел на меня. — Жалко…

Что-то в его тоне заставило меня проковылять по дорожке, чтобы посмотреть. Ну да, конечно. Приемник лежал на клумбе — вернее, то, что от него осталось. Корпус, динамик, шкала, микросхемы — все было добросовестно раздолбано вдребезги.

— Жуть какая, — сказал Банан.