Пратт дошел до конца шеренги. Все, казалось, были обеспокоены, словно бы тень вины пала вдруг на каждого из них без исключения.

— Позвольте, извините… еще раз? — спросил Пратт.

— Да, — кратко бросил Триветт.

Пратт вновь начал обходить шеренгу: первых трех миновал, почти не глядя, но остановился перед мужчиной, за которым следовал Доулиш. Доулиш понимал почему, — тот походил на него больше всех остальных в шеренге. Пратт внимательно рассматривал его лицо, йотом бросил взгляд на Доулиша.

Доулиш глаз не отвел.

Он чувствовал, как бледнеют его щеки, ему казалось — еще секунда, и Малютка ткнет указующим перстом ему в грудь; будь он действительно виновен, он не чувствовал бы себя хуже. Вероятно, Пратту было дано такое указание: опознать в самый последний момент. Так что игра, вероятно, немного затянется.

Пратт прошел мимо.

Неужели он так и не опознает Доулиша? Или…

Пратт остановился в конце шеренги напротив последнего мужчины, и Доулиш понимал, почему именно напротив него: ведь он тоже чем-то был похож на него. Пратт искал кого-то очень похожего на него, так что тяжелое испытание пока еще не закончилось.

— Ну, так который же? — сердито спросил Триветт.

— Если честно, — сказал Малютка Пратт, — его здесь вообще нет.

Хотя Доулиш не мог расслышать слов Пратта, он тем не менее почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и он ощутил в себе силы без уныния смотреть в лицо будущему, Фелисити, Триветту, всему просторному миру: жизнь прекрасна и стоит того, чтобы жить.

Пратт был в самом серьезном расположении духа и явно волновался.

— Я понимаю, конечно, вы думаете, я вру, мистер Триветт, но среди этих парня действительно нет. У него, знаете, очень маленькие глаза, таких тут ни у кого нет, а еще едва заметный рубец на подбородке. Вот… вот тут… — Пратт коснулся безымянным пальцем правой руки собственного подбородка, чуть левее середины.

— Все в порядке, Малютка. — Триветт говорил резко, но приветливо. Он был как-то странно оживлен. — Скоро увидимся. — Он кивнул головой, и двое полицейских увели Пратта. Триветт приблизился к мужчинам из шеренги. — Благодарю вас, джентльмены, за вашу помощь. Счастлив, что никого из вас не опознали в качестве мошенника!

Раздался сдержанный смех.

Мужчины стали разбредаться, иные перекидывались меж собой замечаниями по поводу процесса опознания.

Триветт, бросив взгляд на Доулиша, даже позволил себе улыбнуться.

— Я бы не сказал, что вам не по силам вытаращить глаза и избавиться от рубца, — сказал он, — но это основания для возможной ошибки. Одна ошибка влечет за собой целую серию ошибок. Встретимся в отделе. Будем надеяться, он не убежит от тебя, Поппл.

Поппл принужденно улыбнулся в ответ.

— Нет. Пратт не опознал Доулиша, сэр, — доложил Триветт помощнику комиссара из УСО. — Мы не сможем дольше держать у себя Доулиша, потому что, хотя изумруды «кру» и обнаружены в магазине Гейла, он не единственный, у кого были ключи. Подозрение падает еще на нескольких человек.

— Что вы намерены предпринять? — строго спросил помощник комиссара.

— Вынудить Доулиша проявить активность, — сказал Триветт. — Сообщить ему, что в любой момент его могут снова арестовать, и посмотреть, что он станет делать.

Последовала долгая пауза, после чего трубка пробасила:

— Что ж, попробуйте.

Окна служебного кабинета Триветта выходили на Темзу, а деревья прилегающей к набережной аллеи росли так близко к стене здания, что достаточно было протянуть из окна руку, чтобы дотянуться до веток и сорвать нежный листок.

На стенах кабинета висело несколько фотографий давно канувших в Лету «шишек» Скотленд-Ярда, своим чопорным видом напоминавших о духе викторианской эпохи, а кроме того — две фотографии, на которых запечатлены две крикетные команды.