Так конфискованный поддельный бренди попал в растворимый кофе. Тоже, между прочим, конфискованный. Валет завел правило, согласно которому владельцы продуктовых киосков показывали ему накладные всякий раз, как завозили новый товар, и как он сам говорил, мог взять себе что угодно на пробу. Жираф считал такое поведение беспределом, Гусля где-то соглашался с ним, но вразумить Валета не брался даже Кондрат: друг его детства не слушал никого и никогда. Оставалось признать, что советская власть в Новошахтерске уже несколько лет назад как официально прекратила свое существование, и надеяться, что другая, не менее сильная и авторитетная, в эти края придет не скоро. То есть бизнесменам еще долго будет некому жаловаться — менты не в счет, — а Валет с возрастом понемногу перестанет безобразничать. Во всяком случае, не будет таким наглым.

Отпив теплого еще коктейля «бренди-кофе», Кондрат поморщился и, не колеблясь, вылил остатки напитка, а точнее, пойла, на землю. Гусля, отхлебнув с вечера из термоса, до часу ночи вел себя очень бодро, пытаясь выяснить, для чего они должны торчать тут, в степи, прямо с вечера, а потом, уморившись, примостился на заднем сиденье и заснул сном праведника. Хотя праведником его, как и самого Кондрата, назвать было трудно.

По трассе навстречу лучам восходящего солнца проехал рейсовый автобус на Ростов. Прикрыв глаза ладонью, Кондрат проводил его взглядом. Потом оглянулся, посмотрел в противоположную сторону, всматриваясь в чуть видимую за горизонтом линию Донецкого кряжа. Затем, услышав характерный клекот, поднял голову: над степью завис, раскинув крылья, степной орел, высматривающий утреннюю добычу.

Кондрат, как и хищный степняк, этим утром тоже высматривал свою добычу.

Караван, который они здесь поджидают с вечера, также направлялся из Донецка в сторону Ростова.

Часы — не паленая, как водится в это беспокойное время, а самая настоящая японская «Seiko» — показывали пять двадцать утра. По его расчетам, именно сейчас, когда трасса еще не так загружена, фуры, которые он пытается поймать на своей территории уже не первый раз, должны здесь появиться.

Место для засады он долго не выбирал, ведь далеко за пределы Новошахтерска его влияние не распространялось. Участок трассы, километров пятьдесят, который проходит в окрестностях их города, по предварительно утвержденной договоренности тоже не принадлежит никому из «новошахтерских». Большая дорога, как решили люди, одна на всех, как речка или лес. Кто закинул сеть, тот и вытащил рыбу, кто выследил зверя, тот и подстрелил его. Единственное, что следовало всегда оговаривать, — конкретную ситуацию. Например, по трассе идет груз, за сохранность которого на этом участке пути отвечает команда Кондрата. Об этом ставят в известность остальных, и никто не мешает «кондратовским» делать свои деньги. Так же должен был поступать — и поступал! — сам Кондрат. Если же кто-то решил пощипать автобус с «челноками» или фуру-другую с товаром, об этом тоже надо было сообщить коллегам — чтобы накладок не было.

Вернувшись к машине и поразмыслив, будить Гуслю или пускай пацан чуток поспит, Кондрат дал другу еще десять минут, сунулся в салон и взял лежащий на пассажирском сиденье «кирпич» — черный громоздкий мобильный телефон, размером, толщиной и весом действительно напоминавший кирпичину, расколотую вдоль и пополам. Стоили «трубы» жутко дорого, денег жрали еще больше, машина и то меньше бензину расходует, но зато на весь Новошахтерск этих модных средств связи среди настоящих пацанов было всего два десятка. Может, больше, но не намного. Кондрат видел у мэра, у начальника милиции — этому подарили — и, может, еще у пары-тройки дельцов с самым раскрученным бизнесом.