— Вот еще, Ленорман! Ваши шутки, боюсь, чересчур…

Шеф Сюрте подошел к окну и сделал знак двоим людям, мирно прогуливавшимся по парадному двору министерства. Затем вернулся.

— Господин генеральный прокурор, — заявил он, — будьте любезны подписать ордер на арест на имя Дайлерона, Огюста-Максима-Филиппа, в возрасте сорока семи лет. Место, где указывают профессию, пока не заполняйте.

Он открыл дверь.

— Гурель, можешь войти… И ты, Дьези…

Гурель повиновался, за ним последовал инспектор Дьези.

— Наручники при тебе, Гурель?

— Да, шеф.

Господин Ленорман подошел к Валенглею.

— Господин премьер-министр, все готово. Но я решительно настаиваю на том, чтобы вы отказались от этого ареста. Он спутает все мои планы; он может привести к их полной неудаче, и ради удовлетворения общества, в сущности — ничтожного, это действие рискует все испортить.

— Господин Ленорман, я обязан заметить вам, что остается не более восьмидесяти секунд.

Шеф Сюрте подавил жест досады, прошелся по комнате, опираясь на трость, уселся с негодующим видом, словно решившись молчать, затем, отметая вдруг сомнения:

— Господин премьер-министр, первый из тех, кто войдет в этот кабинет, будет тем, чьего ареста вы только что потребовали… Вопреки моему желанию, хочу это подчеркнуть.

— Не более пятнадцати секунд, Ленорман.

— Господин премьер-министр, не потрудитесь ли вы позвонить?

Валенглей позвонил.

На пороге в ожидании приказаний вырос швейцар.

Валенглей повернулся к шефу Сюрте.

— Ну что ж, Ленорман, какие будут приказания? Кого сюда следует ввести?

— Никого.

— Но как же с негодяем, чей арест вы нам посулили? Ваши шесть минут истекли.

— Вот именно, негодяй находится здесь.

— Как так? Не понимаю, никто сюда не входил.

— Напротив.

— Ну вот… Послушайте, Ленорман… Вы, кажется, надо мной смеетесь… Повторяю, никто сюда не входил.

— В этом кабинете нас было четверо, господин премьер-министр. Сейчас нас пятеро. Кто-то, следовательно, вошел.

Валенглей подскочил.

— Что?.. Но это безумие! Что вы хотите сказать?!

Оба полицейских между тем выдвинулись в пространство, отделявшее швейцара от двери.

Господин Ленорман подошел к нему, положил ладонь на его плечо и громко объявил:

— Именем закона, Дайлерон, Огюст-Максим-Филипп, главный швейцар резиденции Совета Министров, вы арестованы.

Валенглей расхохотался:

— Вот так номер!.. Вот так номер!.. Чертов Ленорман, чего он только не выкинет! Браво, Ленорман, я давно уже так не смеялся…

Ленорман повернулся к генеральному прокурору:

— Господин генеральный прокурор, не забудьте, прошу вас, проставить в ордере профессию присутствующего здесь Дайлерона. Главный швейцар министерства внутренних дел.

— Ну да… ну да… — лепетал тем временем Валенглей, держась за бока, — главный швейцар министерства… Наш добрый Ленорман, у него случаются гениальные находки! Общество ждало ареста… И — раз! — он бросает ему арест… И кого?.. Моего главного швейцара!.. Огюста, нашего образцового слугу… Все правда, Ленорман, я знал за вами известную склонность к фантазии, но до такой степени, милый мой! Какой номер!

С самого начала этой сцены Огюст ни разу не пошевелился и, казалось, не мог ничего понять в том, что происходило вокруг. Его добрая физиономия честного и преданного подчиненного выражала полнейшее изумление. Он глядел на присутствующих, одного за другим, с ясно выраженным старанием уразуметь смысл их речей.