— Либо сам барон разговаривает во сне. Расставим все по местам… Штейнвег не может быть рядом с ним, его нет и в соседней комнате… Нет в доме вообще… Альтенгейм сам это сказал. Что же кроется в этом ошеломительном эпизоде?»
Он заколебался. Схватить барона за глотку и вытянуть из него, угрозами и силой, все то, чего ему не удалось добиться хитростью? Пустое дело, Альтенгейм никогда не даст себя до такой степени запугать.
«Сматываю удочки, — сказал он себе. — Надо смириться с тем, что вечер пропал даром».
И все-таки он не ушел. Просто не смог уйти. Надо было ждать, случай мог оказать ему еще драгоценную услугу.
С величайшей осторожностью он снял с вешалок четыре или пять костюмов и пальто, расстелил их на полу, устроился на этом ложе и, прислонившись спиной к стене, преспокойно уснул.
Барон не стал просыпаться рано. Часы пробили где-то девять раз, когда он вскочил на ноги и вызвал слугу. Просмотрел почту, которую тот принес, в то время как камердинер заботливо вешал в каморке вчерашний костюм, а Сернин, держа кулаки наготове, рассуждал:
«Как быть? Не уложить ли мне на месте этого балбеса?»
В десять часов утра барон приказал:
— Ступай!
— Вот… еще этот жилет…
— Ступай, сказано тебе. Вернешься, когда позову. Не раньше.
Он сам притворил за слугой дверь, подождал немного, как делают недоверчивые люди, и, подойдя к столику с телефоном, снял трубку.
— Алло! Мадемуазель, прошу Гарш… Да, мадемуазель, жду вашего звонка…
Отходить от аппарата он не стал.
Сернин был охвачен дрожью нетерпения. Не станет ли барон разговаривать со своим таинственным сотоварищем по темным делам?
Звонок наконец прозвучал.
— Алло! — сказал Альтенгейм. — Это Гарш? Отлично!.. Мадемуазель, прошу номер 38… Да, тройка и восьмерка…
И, несколько секунд спустя, тихим голосом, как можно более тихим, но и более отчетливым, произнес:
— Номер 38?.. Это я… Не надо лишних слов… Вчера?.. Да, ты упустил его в саду… В следующий раз, конечно… Но дело становится срочным… Вчера вечером он устроил здесь обыск… Потом расскажу… Ничего, конечно, не нашел… Что-что? Алло!.. Нет, старик отказывается говорить… Угрозы, обещания, ничто не действует… Алло… Ну да, черт его побери, он знает, что мы бессильны… Проект Кессельбаха и история Пьера Ледюка известны нам лишь частично… Он один держит ключ к тайне… О! Он заговорит, и не далее, чем сегодня ночью, я ручаюсь… Иначе… Э, любые средства хороши, лишь бы он не смог удрать… Либо чтобы князь его у нас не свистнул… За три дня мы должны со всем покончить… Ты что-нибудь придумал?.. Да, неплохая мысль… Отличная даже, я этим с ходу займусь… Когда увидимся? Во вторник, согласен? Идет! Я приду во вторник, в два часа.
Он положил трубку и вышел. Сернин услышал, как он отдает распоряжения:
— Будьте сегодня начеку, вы все! Не дайте так глупо себя схватить, как вчера. Вернусь не раньше ночи.
Тяжелая дверь вестибюля закрылась, потом стукнула калитка в саду и послышался колокольчик на сбруе удаляющейся лошади.
Еще через двадцать минут явились двое слуг. Они раскрыли окна и убрали комнату.
Сернин подождал еще достаточно долго, до предполагаемого часа их обеда. Потом, полагая, что они уже в кухне, за столом, он выскользнул из каморки и начал проверять кровать и стену, к которой та была прислонена.
— Странно, — проговорил он, — очень странно. Ничего особенного не видно. У кровати нет двойного дна… Под нею — никакого люка… Поглядим в соседней комнате.
Он тихо прошел туда. |