— Развернуть его?

— Не нужно; в нем — смена одежды. Идите и старайтесь не быть на виду. Я вас жду.

Десять минут спустя они вернулись к нему.

— Обе двери открыты, — сказал один из Дудвилей.

— Пакет из саржи?

— На месте, около второй двери.

— Отлично. Теперь час двадцать пять. Вебер на подходе со своими героями. За виллой будут наблюдать. Как только Альтенгейм войдет, ее оцепят. Сам я, по уговору с Вебером, позвоню. Это будет началом моего плана. Вперед; уверен, скучать не придется.

И, отпустив братьев, Сернин удалился по дорожке, ведущей к школе, продолжая про себя:

«Все идет как можно лучше. Сражение будет дано на том поле, которое выбрал я сам. Я непременно должен выиграть, избавиться от обоих противников и остаться единственным в деле Кессельбаха… Единственным, с двумя прекрасными козырями: Пьер Ледюк и Штейнвег… И еще — король… То есть Биби… Остается еще, правда, загвоздка: что может сделать Альтенгейм? У него, конечно, тоже есть план наступления. С какой стороны поведет он атаку? И можно ли допустить, что она им еще не начата? Тревожный вопрос. Не выдал ли он меня полиции?

Он обходил лужайку перед школой, ученицы которой были еще на занятиях, и постучал в дверь.

— Вот и ты! — сказала госпожа Эрнемон, открывая. — А где Женевьева? Ты оставил ее в Париже?

— Для этого требовалось, чтобы Женевьева там побывала, — ответил он.

— Но она туда поехала по твоему вызову.

— Что ты говоришь?! — воскликнул он, схватив ее за обе руки.

— Как так? Тебе ведь это известно лучше, чем мне!

— Ничего я не знаю… Ничего не знаю… Говори же!

— Разве ты ей не написал, что она должна приехать к тебе на вокзал Сен-Лазар?

— И она отправилась?

— Ну да… Вы должны были пообедать вместе в отеле Риц…

— Письмо… Покажи мне письмо!..

Она поднялась наверх и принесла письмо.

— Но, несчастная, разве ты не заметила, что это подделка? Почерк подделан неплохо, но письмо фальшиво… Это бросается в глаза!

Он с яростью прижал кулаки к вискам:

— Вот он, тот удар, которого я ждал! Ах, проклятый! Он воспользовался ею, чтобы напасть… Но откуда ему известно?.. Э, нет, он ничего не знает… Вот уже два раза он пытается до нее добраться, но это — ради самой Женевьевы, он в нее, видимо, влюбился… О, нет, такое — никогда! Послушай, Виктуар, ты уверена, что она его не любит?.. Ну вот, я схожу с ума! Постой-ка… Постой… Я должен поразмыслить… И — такой неподходящий момент…

Он посмотрел на часы.

— Час тридцать пять… Время еще есть… дурак! Время — для чего? Разве я могу знать, где она теперь?

Он метался по вестибюлю, словно обезумев, и его старая кормилица не могла прийти в себя от удивления при виде того, как он волнуется, как мало владеет собой.

— В конце концов, — заметила госпожа Эрнемон, — Женевьева могла почуять в последний момент ловушку…

— Но где же она может быть?

— Возможно, у госпожи Кессельбах?

— Правда… Правда… Ты права! — воскликнул он с внезапной надеждой.

И бегом направился к дому уединения.

По пути, у ворот он встретил братьев Дудвиль, входивших к консьержам, от которых открывался вид на дорогу, что позволяло наблюдать за подходами к вилле Глициний. Не останавливаясь, он прошел прямо к флигелю Императрицы, вызвал Сюзанну и попросил провести его к госпоже Кессельбах.

— А где Женевьева? — спросил он вдову.