Больше минуты.
— Мистер Бонфорт! — это был голос Пенни. Я повернулся и подошел к машине. Она вышла и протянула мне руку. — Удачи вам, мистер Бонфорт!
— Спасибо, Пенни.
Родж пожал мне руку, а Дэк похлопал по плечу.
— Минус тридцать пять секунд. Пора!
Я кивнул и пошел к воротам. Когда я подошел к ним вплотную, было примерно без двух секунд назначенное время. Массивные ворота распахнулись передо мной. Я глубоко вздохнул и недобрым словом помянул кислородную маску.
А потом я шагнул на сцену.
Неважно, сколько раз вам приходилось делать это. Все равно, каждый раз когда поднимается занавес, и начинается премьера, у вас захватывает сердце, несмотря на старания режиссера рассчитать все поточнее. Конечно, позади много репетиций. И все же, когда вы выходите на сцену и знаете, что на вас устремлены тысячи пар глаз, которые так и ждут, чтобы вы заговорили, чтобы вы сделали что-нибудь, может быть даже что-нибудь сверхъестественное, дружище, вы чувствуете все это. Вот зачем на свете существуют суфлеры.
Когда я прошел в ворота и увидел своих зрителей, мне захотелось повернуться и бежать куда глаза глядят. Первый раз за тридцать лет во мне проснулся страх перед сценой.
Повсюду, куда только хватало глаз, толпились обитатели гнезда. Передо мной простиралась обширная площадь, буквально запруженная марсианами. Их были тысячи. Они походили на плотно посаженную спаржу. Я знал, что первым делом должен медленно пересечь эту площадь по осевой лини и вступить на дорожку, ведущую во внутреннее гнездо.
Я не мог сделать ни шагу.
Тогда я сказал себе:
— Послушай, дружок, ведь ты — Джон Джозеф Бонфорт, ты и прежде бывал здесь десятки раз. Эти марсиане — твои друзья. И ты здесь находишься потому, что этого захотели они и захотел ты сам. Поэтому, давай-ка двигай потихонечку вперед. Тум-тум-те-тум! «Вот я невеста».
Кажется я снова стал Бонфортом. Я стал дядюшкой Джо Бонфортом, единственным желанием которого было проделать все это без сучка и задоринки на благо и во имя своего народа и своей планеты и ради друзей-марсиан. Я сделал глубокий вдох и шагнул вперед.
Именно этот глубокий вдох и спас меня: я почувствовал знакомое благоухание. Тысячи и тысячи марсиан, собравшихся вместе, пахли так, как будто кто-то пролил целую цистерну «Вожделения джунглей». Уверенность в том, что я действительно обоняю этот запах, заставила меня обернуться и посмотреть, не следует ли за мной Пенни. Я все еще ощущал ее теплую руку в своей.
Я двинулся через площадь, стараясь передвигаться со скоростью, с которой перемещаются по своей планете марсиане. Толпа сомкнулась в том месте, где я стоял. Вполне возможно, что дети убегут от взрослых и начнут вертеться вокруг меня. Под «детьми» я подразумевал марсиан, только что прошедших стадию деления. Они вдвое меньше по весу и по росту, чем взрослые марсиане. Их никогда не выпускают за пределы гнезда и поэтому люди обычно склонны забывать, что на свете есть маленькие марсиане. После деления марсианину требуется около пяти лет, чтобы набрать нормальный вес, полностью развить мозг и восстановить все прежние воспоминания. А пока этого не произошло, он — совершеннейший идиот, который учится быть слабоумным. Перераспределение генов и регенерация, которые следуют за соединением и делением, надолго выводят марсианина из строя. Одна из бобин Бонфорта как раз и была лекцией на эту тему, сопровождаемой не очень качественной любительской стереосъемкой.
Дети — эти добродушные идиоты, полностью освобожденные от всех требований пристойности и от всего, что с этим связано. Среди марсиан малыши пользуются необычайной любовью.
Двое детишек совсем маленького роста и похожие как две капли воды, выбежали из толпы и как вкопанные стали передо мной, напоминая глупого щенка посреди улицы с оживленным движением. |