— Вот и все, шеф, — сказал он, не оборачиваясь. — Мы своего добились. Большинство примерно на семь мест, скорее всего на девятнадцать, а возможно, что и на тридцать.

После недолгого молчания Бонфорт тихо спросил:

— Ты уверен?

— Абсолютно. Пенни, переключи на другой канал и посмотрим, что там происходит.

Я подошел к Бонфорту и сел с ним рядом. Говорить я не мог. Он дотянулся до меня и похлопал по руке чисто отеческим жестом, а затем мы снова уставились на экран.

— …сомнений в этом нет. Восемь электронных мозгов сказали: «Да». Кориек сказал: «Возможно». Партия Экспансионистов одержала решительную… — Пенни переключила на другой канал.

— …остается на своем посту еще на пять лет. Мистер Квирога отказывается дать какие-либо комментарии, но его генеральный представитель в Нью-Чикаго заявил, что нынешнюю ситуацию нельзя до…

Родж встал и направился к телефону. Пенни полностью выключила звук. Диктор продолжал шевелить губами, скорее всего, он повторял то же, что мы уже слышали.

Родж вернулся, и Пенни снова включила звук. Диктор еще некоторое время говорил, затем замолчал и кто-то передал ему листок бумаги. Он прочитал его и на лице у него засияла широченная улыбка.

— Друзья и сограждане, сейчас вы увидите выступление Верховного Министра!

И на экране появилась запись моей победной речи.

Я сидел, упиваясь ею; во мне смешались самые разнообразные чувства, но все они были приятными. Я немало потрудился над этой речью и сознавал это. Я выглядел усталым, распаренным и уверенно торжествующим. В общем, все было как надо.

Я как раз дошел до места: «Так давайте же все вместе двинемся вперед, неся с собой свободу для всех…», как вдруг услышал позади себя какой-то шорох.

— Мистер Бонфорт! — позвал я. — Док! Док! Сюда, скорее.

Мистер Бонфорт пытался дотянуться до меня правой рукой и тщетно старался сказать мне что-то неотложное. Но его многострадальный рот в конце концов изменил ему окончательно, и даже его могучая воля не могла заставить слабеющее тело подчиниться.

Я склонился над ним, пытаясь сохранить в нем хоть искорку жизни, но он угасал слишком быстро. Дыхание его стало слабеть, слабеть и, наконец, прекратилось.

Дэк и Кэпек спустили его тело на лифте вниз; я ничем не мог им помочь. Родж подошел ко мне и похлопал успокаивающе по плечу, потом тоже ушел. Пенни тоже спустилась вниз за остальными. Оставшись один, я снова вышел на балкон. Мне просто необходим был глоток «свежего воздуха», пусть это даже тот самый нагнетаемый машинами воздух, что и в комнате. Но на балконе он казался свежее.

Они убили его. Его враги убили его так же верно, как если бы всадили ему нож между лопатками. Несмотря на все наши усилия, на весь наш риск, в конце концов они все-таки прикончили его. «Самое подлое из убийств»!

Я почувствовал, как что-то во мне умерло. Я оцепенел от горя. Я видел, как «я умираю». Перед глазами у меня снова стояла сцена отцовской смерти. Теперь я понимал, почему так редко удается спасти одного из сиамских близнецов. Я был опустошен.

Не знаю, сколько я простоял так в полном оцепенении. Потом сзади раздался голос Роджа:

— Шеф?

Я обернулся.

— Родж, — поспешно сказал я. — Не называйте меня больше так. Прошу вас!

— Шеф, — настойчиво повторил он. — Ведь вы знаете, что вам предстоит сделать, не так ли?

Я почувствовал дурноту, лицо Роджа расплывалось перед моими глазами.

Я не понимал о чем он говорит, я просто знать не желал, о чем он там болтает.

— Что вы имеете в виду?

— Шеф… один человек умирает, но представление продолжается.