«Осталось выяснить, что здесь основное, – проворчал Андрей удовлетворённо. – Ладно уж, спи! Подстрахую».

Фигура двойника растворилась в сумраке тоннеля, и Андрей остался один. Отдадим боевику должное, подумал Андрей, он разговаривал со мной мягче, чем я заслуживал. Поёжившись, Андрей открыл глаза-окна, и обстановку, стены, всё помещение смыло бледным внешним светом.

Андрей вступил во владение телом, временно оставленным двойником.

2

Когда-то это огромное здание служило, наверно, музеем либо дворцом, хотя теперь поверить в такое было бы трудно. От того безоблачного времени в нём сохранилось лишь несколько изувеченных статуй в салатовых подтёках жвачных плевков да с полдюжины картин под самым потолком, простреленных и закопчённых. В центральном корпусе сейчас размещался Питомник, опекаемый женским монастырём, который занимал боковые крылья того же здания. В главном же зале бывшего дворца – громадном, величественном, со сводчатым мозаичным потолком и балконами в несколько этажей – устроили монастырскую трапезную и время от времени проводили грандиозные приёмы-вечеринки, на которые каждый раз съезжались практически все свободные от дежурства Служители округа.

Андр не знал, какое событие послужило поводом для нынешнего шабаша: один ли из бесчисленных религиозных праздников или провозглашение очередного «вечного и нерушимого» союза между какими-нибудь монахом и монахиней. Наверняка и большинство собравшихся об этом понятия не имело, да и вряд ли кого-нибудь это всерьёз интересовало.

Огромный зал был переполнен пирующими, столы завалены съестным, но еда исчезала с волшебной быстротой – босоногие послушницы, порхавшие между тесно сдвинутыми креслами и лежанками, едва успевали пополнять запасы. Зато с питьём проблем не возникало: в установленные по всему залу краны под приличным давлением подавалось вино из монастырских подвалов. В воздухе стоял неумолчный гвалт. Время от времени то там, то тут вспыхивали ссоры, с унылым однообразием разряжавшиеся мордобоем – к восторгу зрителей. Где-то орали песню, наверняка бессовестно перевирая мелодию, а забытый текст заменяя цитатами из проповедей. Любители наркожвачки методично заплёвывали пол зелёной вязкой слюной.

С самого начала пиршества Андр прочно обосновался в затенённом углу, отбитом им у трёх дюжих монахов и позволявшим обозревать весь зал, не привлекая к себе лишнего внимания. Своё участие в общем веселье Андр ограничивал тем, что не спеша поглощал содержимое тарелок да звонко шлёпал пробегавших мимо послушниц по сухощавым попкам, едва прикрытым лоскутками серой ткани. Чрезмерно общительных Андр отпугивал свирепым оскалом, не устрашившим лишь маленькую подвыпившую монахиню, которая после неудачной попытки обольщения расположилась напротив и норовила лягнуть его в бедро босой ногой – сапожки она успела где-то растерять. Автоматически отодвигая ногу от азартных пинков женщины, Андр продолжал целеустремлённо насыщаться и без надежды наблюдать за залом, прислушиваться к разговорам. Говорили почти все – много, взахлёб, срываясь на крик – идеальные условия для разведчика! Однако в этом мутном потоке слов, в массовом этом словоизвержении не удалось выловить ничего, чего бы он уже не знал, ни одного выболтанного секрета или хоть сколько-нибудь полезного факта, – всё тот же замусоленный, десятки раз слышанный трёп: о жратве, о пойле, об оружии и транспорте, о бабах… По-видимому, здешние Служители были тем, чем и казались: тупыми, вскормленными человечиной надсмотрщиками, не годными ни на что другое. Управление заводами шло в обход рядовых монахов, и любые их попытки вмешаться в чётко налаженную работу предприятий пресекались немедленно и решительно – например, нынешним начальником Андра, настоятелем Уго.

Это была странная личность – невзрачный лысеющий человечек, не выделявшийся среди прочих монахов ни силой, ни свирепостью, ни даже, по первому впечатлению, интеллектом.