Времени оставалось в обрез, и если Второй неверно угадал направление, то придётся обежать минимум три четверти этого зала, о размерах которого можно судить лишь по едва заметной кривизне стен. Как ни странно, это было единственным, что его сейчас беспокоило.

Что-то произошло с ним за последние месяцы. Чем глубже погружался Андр в ненавистную среду, тем труднее становилось ориентироваться. На расстоянии всё казалось понятным и контрастным, теперь же возникли оттенки, мир расцветился, запестрел, усложнился неимоверно. И сейчас он уже с трудом отличал друзей от врагов, поскольку казалось, что различия между ними скорее количественные. Неожиданно Андр понял, что та гнусная накипь, на которую опирался Отец во всех своих начинаниях, – вроде пронырливого обжоры Бруно или Стэна с его ненасытной нетерпеливой жадностью – опасна лишь в союзе с мерзостью в душах миллионов. И если прежде всё чёрное в себе люди обозначали понятием «дьявол», то теперь оно воплотилось в фигуре Отца. Хотя и тот был скорее символом, поскольку не производил в людях низость, а лишь умело извлекал её на поверхность – как вызывают джина. И можно было уничтожить вдохновителя и организатора этой системы скотства, но бороться с самой системой куда сложней. Можно отречься от самых отборных мерзавцев, но как отречься от того в себе, что созвучно их подлости? У всех была увечной психика, и сам Андр был одержим мстительной ненавистью, объектом которой стали все без исключения Служители. А сейчас выяснилось, что и среди них преобладают жертвы – достаточно вспомнить Киму, пытавшуюся уютом компенсировать одиночество, или великолепную Дейну, пресытившуюся даже коварством, бессознательно тоскующую по искренности. Андр сам не заметил, как ненависть его растворилась в несчастье народа. Наверное, он стал мудрее, за несколько месяцев одолев тот путь, на который у других уходят десятилетия, а иногда не хватает и жизни…

«Ага! – позлорадствовал объявившийся вдруг Андрей. – Дозреваешь? Самое время!»

«Есть новости?»

«Лучше б их не было: Отец решился на преждевременное опрокидывание Котлов. Похоже, мы его крепко пугнули».

«Зачем это ему?»

«Конечно, эффект будет не тот, но с Движением он покончит».

«Далеко ещё мне?»

«Ближе, чем хотелось бы, – ответил Андрей. – Выждать бы, да некогда. Вечная гонка!»

«Уходишь?»

«Ты знаешь, что делать. А у меня свои проблемы, за меня их никто не решит. До связи!»

Снова Андрей кружил по узким, медленно пульсирующим норам громадного трёхмерного лабиринта, но на этот раз без усилия проскальзывал в самые непролазные щели, не тревожа прикосновением чуткие стенки. То сбрасывая, то снова набирая скорость, он пролетал по тёмным проходам и всё замечал, фиксировал, запоминал.

Устройство чудовищного сооружения было запутанно и чуждо – у Дейны всё это строилось куда привычней, но и Андрей сейчас был другой, с неизмеримо возросшими возможностями, и сложность нового лабиринта его не пугала. Требовалось только время, чтобы разобраться досконально, но его-то как раз было в обрез.

На полном ходу Андрей пронизывал объёмистые камеры памяти, доверху забитые тюками и ящиками, – раньше он считал их тупиками; находил глубоко укрытые и тщательно замаскированные нервные центры, похожие на спрутов, застывших в предчувствии агонии; брезгливо исследовал энергетические установки, зловонные и утробно урчащие, непрерывно всасывающие гигантскими раструбами эхо звучащих по всей стране воплей и даже совсем далёкую и менее пронзительную боль, доносившуюся из-за пограничных Котлов; видел развесистые антенны телепатостанций; изумлённо разглядывал не похожие ни на что конструкции, которые могли заведовать регенерационными либо наследственными функциями Отца.