– Но твоё время истекло!
Его глаза вспыхнули нестерпимо ярким светом, залив тело Андра обжигающей болью. Покачнувшись, Андр сделал шаг назад, закрываясь руками, но боль захлёстывала его волнами, и каждая следующая была выше предыдущей.
«Теряю контроль, – выдавил Андр, продолжая пятиться. – Помоги же!..»
Боль схлынула, словно устремившись в невидимые шлюзы, оставив Андра лёгким и воздушным. Зато божественные черты Отца исказила судорога.
«Чему удивляешься? – мрачно спросил Андрей. – Помнишь пушку Ингра? Тот же эффект».
«Что с Отцом?» – нетерпеливо спросил Андр.
«Я замкнул твои рецепторы на его нервные центры, – ответил Андрей злорадно. – Пусть подавится!»
Андр прыгнул вперёд, но его блестящий выпад сковал двойник.
«Ты что?!.. – рыкнул Андр. – Это шанс!»
«Ну и на кой нам покойник? – резонно спросил Андрей. – Уймись, боевик, ты уже не в зверинце!»
Скрипнув зубами, Андр взял себя в руки. Конечно, Отца следовало брать живым. Это увеличивало риск, зато безмерно упрощало все дальнейшие задачи.
Отец уже оправился от шока. Его пронзительные глаза снова вспыхнули на мгновение, будто он проверял что-то для себя, затем он ощетинился клинками и ринулся на Андра. Но совершенная координация Многорука дала вдруг сбой: он зацепился ножным серпом за пол и едва не растянулся во весь рост. В следующем выпаде Отец задел кресло, вывернув его из основания, и застыл в растерянности.
Враг был сильнее Его – во всём. Сильнее настолько, что Он усомнился в своём недавнем выводе: Многорук не сумел бы достичь над Ним такого превосходства. Ведь даже Он – при всём своём могуществе – так и не смог подняться над заложенной в Него программой, никогда не преступая пределов, отмеренных Ему Создателями. Во все времена Он оставался присосавшимся к страданиям человечества клещом… или, скорее, бесконечно сложной, но всё-таки машиной, потерявшей управление и врезавшейся на полном ходу в толпу. И внезапность этого понимания тоже тревожила, словно в Его сознание забрался невидимый и неуловимый исследователь и методично, один за другим, вскрывал те тайники, которые Он навечно, как Ему казалось, похоронил в своей памяти.
Отец отступал, бессмысленно озираясь и механически выполняя нескончаемую серию оборонительных блоков. Не теряя осторожности, Андр следовал за ним по узкому коридору между стеной зала и «лесом» и пытался сообразить, что Андрей придумал на этот раз. Но, как и раньше, фантазия его подводила.
«Да что с ним? – сдался наконец Андр. – Что ты сотворил?»
«А взял да переориентировал его энергетические узлы на его же нервные центры. Ты посмотри на него! – Андрей негромко рассмеялся. – Он же из садиста превратился в мазохиста, хотя при его энергетических запросах это прямая дорога к самоубийству… А, вот! Я нащупал Его!»
И вдруг Он обнаружил себя в тёмной и тесной, как склеп, камере, из которой не было выхода. Изо всех сил Он бил в стены конечностями, корпусом, разбивая себя в кровь, но вокруг был монолит, против которого Он был бессилен.
И Он сдался, опустился в центре на голый холодный пол, окружил себя щупальцами, приняв оборонительную стойку Многорука, и застыл в ожидании – может быть, бесконечно долгом.
Исполинский каркас Отца застыл в неестественной неподвижности – будто восковая статуя, великолепно вылепленная и искусно разукрашенная.
«И всё-таки я сумел заблокировать „координатор“! – торжествуя, объявил Андрей и добавил озабоченно: – Надо его перебазировать куда подальше – это излучение всю картину корёжит». |