Истинных имен членов магистериума не знал никто, кроме Эрлтона, и обращались к ним по имени той змеи, которую они представляли.

Все двенадцать были могущественными магами, и каждый из них втайне лелеял мысль занять когда-нибудь место человека в серебряной маске, оказаться на почетном месте за этим столом — в самом центре золотой звезды. Но они прекрасно понимали, что пока Эрлтон не уступит им власть добровольно, пока не назовет преемника, бессмысленно пытаться изменить что-либо, — если жизнь еще не надоела. Члены магистериума умели многое, им были ведомы страшные тайны, но владыка превосходил их в своем мастерстве на столько же, на сколько они превосходили обычного человека. Остальные члены Ордена приходили и уходили, рождались и умирали, возвеличивались и рушились в бездну, а Эрлтон был всегда, и они не смели спорить с таким порядком вещей.

Он приказывал, они подчинялись — слепо и беспрекословно.

Вот и теперь маги расселись по своим местам, ожидая, что скажет им человек в серебряной маске, но он молчал. Молчал так невыносимо долго, что, казалось, было слышно, как текут мимо секунды, как само время торопится покинуть это неприветливое место. Наконец, один из магов решился.

— Ты хотел видеть нас по особенному поводу? — позволил себе обратиться к человеку в серебряной маске Анаконда.

— Да. Вы выполнили мой приказ?

— Почти, — сказал Анаконда. — Некоторые мелочи все еще остаются нерешенными.

— Я не могу ждать, пока вы будете возиться с мелочами, — гневно ответил Эрлтон. — Скоро день свадьбы, глядишь, и наследник вот-вот появится, а вы все еще не нашли подходов к придворным императора!

— Ты несправедлив, великий. Мы проделали большую работу и выяснили главное: те, кого можно купить, ничего не могут сами. Они не занимают сколько-нибудь серьезных постов и лишены доступа к самому главному — к сведениям, — спокойно сказал маг Саргонская Гадюка. Он был одним из самых сильных, самых опасных — недаром Эрлтон дал ему такую маску. — А те, кто что-либо знает, неподкупны и верны. Должен признать, что поневоле восхищаюсь тем, как все у них продумано и взвешено. Агилольфинги постарались на совесть, будто кто-то бесконечно мудрый сумел предусмотреть абсолютно все.

— Ты хочешь убедить меня в тщетности следующих попыток? — донеслось из-под серебряной маски.

— Что ты, что ты, Эрлтон! Я просто говорю, что действительно нет смысла пытаться подкупить слуг императора, теряя драгоценное время. Но ведь есть у них какие-то слабые места. Мы с братом Коброй кое-что разузнали. Думаю, ты останешься доволен.

Со своего места поднялся брат Кобра и сделал легкий поклон в сторону своего магистра:

— Завтра на рассвете из дворца Агилольфингов выедет маленький кортеж. Всего четыре человека, хотя и много поклажи: кучер, два гвардейца и женщина на сносях…

Кобра сделал паузу, надеясь, что Эрлтон захочет его о чем-нибудь спросить, хоть как-то выразить свое отношение к сказанному. Но поскольку тот оставался столь же непроницаемым и холодным, как и его маска, магистр продолжил:

— Это Террил — жена одного из капитанов гвардейской охраны, Теобальда. Она следует в Гравелот, дабы там произвести на свет первого — заметь, именно первого ребенка.

— Гравелот велик, — бесстрастно заметил Эрлтон. — Горы. Леса. Хрустальные озера. Высокие и неприступные замки гвардейцев Аластера. Где мы станем их искать?

— Позволь ответить тебе. Ты, несомненно, прав: Гравелот очень велик, и замки несокрушимы. Но дорога из Роана туда только одна — не станут же они тащить по бездорожью слабую женщину. И вот на этой дороге, у подножия гор — то есть вдали от населенных и людных мест, — их встретят.