Многие, приехав ради любопытства в Тиффорг, оставались в нем навсегда.
Славному барону желали служить знаменитые художники, певцы, музыканты и поэты. Он создал собственный театр и заказал мистерию «Орлеанская Дева», каждый показ которой стоил Жилю де Лавалю восемьдесят тысяч золотых экю, то есть больше, чем выкуп, некогда заплаченный англичанами за Жанну.
Поговаривали, что в волшебном Тиффорге и бедняк может сделаться богачом, если только на то будет воля всесильного барона.
Все это, рассчитанное на внешний эффект мотовство не могло остаться не замеченным и не стать в результате притчей во языцех. Жилю завидовали, его ненавидели за его красоту, богатство и роскошь, которыми он окружал себя и своих приближенных.
Поэтому никто не удивился, когда прославленный богач и бывший маршал начал делать заемы, беря деньги в долг, закладывать свои земли и замки.
Желая еще больше подлить масла в огонь, Жиль написал королю, что его былое богатство ныне растрачено окончательно и бесповоротно. Так что, если в ближайшее время не произойдет какого-нибудь чуда, он будет вынужден пойти по миру.
Затем Жиль продал свои владения в Конфолане, Шабанне, Шатомуране и Ломбере капитану жандармов Нанта, потом распрощался с Фонтэном. Далее пошел черед земель в Гратэкюиссе, которые достались епископу Анжерскому. После чего де Лаваль понял, что его час настал, и он не без внутреннего трепета передал крепость Сен-Этьенн-де-Мер-Морт давно дожидающемуся ее Гийому ле Феррону, который тут же уверил барона, что в самое ближайшее время тот увидит спасенную в Руане даму.
Изнывая от нетерпения и любви, Жиль передал ключи от замков в Блезоне и Шевийе Гийому ля Жюмельеру и принялся ждать появления Жанны.
Через три дня после передачи крепости Сен-Этьенн-де-Мер-Морт Жиль де Лаваль получил письменное уверение от господина ле Феррона в том, что Жанна приедет в Тиффорг 26 мая на праздник встречи лета.
Охваченный глубоким волнением, Жиль рыскал по замку, проверяя, все ли готово к встрече с обожаемой им женщиной. Грандиозные постановки в ее честь, певцы, музыканты и художники – все в Тиффорге должно было говорить, нет, кричать, о любви барона, его жертвах прекрасной даме и его страданиях.
Снова и снова он вспоминал время, когда спорил с Девой на советах в штабе или скакал впереди колонны своих солдат, наблюдая за фигурой в серебряных латах и в серебряной развевающейся на ветру епанче. Вспоминал ночи, чудесные ночи, проведенные с Анной ле Феррон, когда она прокрадывалась к нему, переодетая в костюмы Жанны. Жиль целовал Анну, возносясь своими чувствами к божественной Жанне, к Жанне Деве, к которой не смел прикоснуться, чтобы не разрушить тем самым ее священный ореол.
Анна, нежная, страстная Анна… Жиль был благодарен ей за эти минуты счастья и мечты о единственной в его жизни любви к Жанне Деве. Жива ли она? Сгорела ли в Руане вместо Жанны? Или, как не уставали уверять его, то была чужая, не знакомая ему женщина, по странной прихоти судьбы похожая на Жанну и оказавшаяся в Руане именно в тот день и час, когда Гийом ле Феррон сумел ее сцапать, опоить и выставить вместо Девы. В глубине души Жиль не верил в это, прекрасно понимая, что чудес не бывает, а значит в Руане сгорела либо Анна, либо Жанна.
Теперь, когда настало время узнать правду, Жиль жаждал этого и одновременно с тем страшился.
Кого привезет ему магистр ордена Верности? Жанну? Тогда он будет уверен в том, что исполнил рыцарскую клятву, но предал любящую его женщину. Анну? Значит, его состояние пошло в уплату долга любви, а не долга чести. Если жива Анна – значит, он не сумел вызволить из заточения своего кумира.
Долгие годы Жиль пытался разгадать загадку имени спасенной, вызнать это у не желающего раскрывать карты Жака, выспросить на медиумических сеансах у духов мира мертвых.
Для этой цели в Тиффорг постоянно приглашали известных медиумов, колдунов, ведьм и алхимиков, которые уверяли, что могут наладить контакт с потусторонним миром. |