Он наклонился вперед, оперся локтями о колени и сложил ладони, словно для молитвы.

– Утром мы не успели кое-что решить.

Губы Селесты двигались с трудом, но тем не менее она сумела произнести:

– Все и так решено.

– Нет. Нет, я о другом, хотя, конечно, постоянно думаю о прошедшей ночи и обо всем, что случилось, и… - Щеки Гаррика порозовели. Было понятно, о чем именно он вспоминает, думая о прошедшей ночи. Затем он перебросил ногу за ногу, возможно для того, чтобы прикрыть спереди свои брюки.

Селеста смотрела на Гаррика безучастно, надеясь в глубине души на то, что тот сейчас страдает.

– Весь день я думал о своей роли во всем этом деле. О моих обязанностях. - На лоб Гаррика упала прядь темных волос. Сейчас он казался совсем другим - отнюдь не холодным и бездушным, рассчитывающим каждый очередной ход с бесстрастием шахматиста. - И прежде всего я должен признать свою вину.

А ведь он красив, черт побери! Почему она не заметила это с самого начала? Как не увидела властного рта, густых бровей над серыми глазами, твердого подбородка? Она сравнила его с Эллери и предпочла старшего брата. Глупенькая, глупенькая Селеста! Насколько светел и легок был Эллери, настолько же мрачен и опасен Гаррик, мужчина, от которого лучше всего было держаться подальше. Селесте показалось, что она рассмотрела в Гаррике какой-то тайный свет и погналась за этим призрачным видением.

Что ж, теперь сиди и жди, когда тебя вышвырнут отсюда прочь.

– События прошедшей ночи требуют необходимых поправок, - сухим, официальным тоном сказал Гаррик.

Ну да. Билет до Парижа и ежегодное пособие.

– Ты лучше разбираешься в таких вещах, - ответила она вслух.

Его губы сжались в плоскую твердую линию.

– Я не соблазняю женщин, которых нанимаю на работу.

– Но случилось именно так.

– Я хотел сказать, что никогда не поступал до этого.

– Выходит, моя ошибка состоит в том, что я согласилась занять то место, которое ты мне предложил. - Она моргнула. После ночи, проведенной вместе, ей нужно быть осторожнее в словах и выбирать их более тщательно, чтобы они не прозвучали слишком двусмысленно. - Место гувернантки, - уточнила она. - Откажись я, и не было бы никаких проблем.

Гаррик поднял голову, внимательно посмотрел на Селесту и спокойно сказал:

– Очевидно, тебя взволновали некоторые мои привычки…

– Нет!

– Если так, то клянусь, что с этим будет покончено. Поэтому я верю…

– Ты не соблазнял меня. Я не настолько малодушна, чтобы отрицать свою собственную слабость и распущенность. - В тоне Селесты сквозило презрение к себе самой. - Я прекрасно помню, что сама хотела близости.

– Меня удивляет твой тон, - поднял бровь Гаррик. - Я кажусь тебе настолько мерзким?

– Нет.

– Некрасивым? Недостойным твоего внимания?

– Нет. Нет!

Он отклонился назад, поддернул отутюженную складку на брюках и самодовольно улыбнулся:

– Конечно, нет. Я вполне устраиваю тебя, так что можешь не пытаться скрыть свою радость.

Селеста покраснела. Ей был ненавистен этот разговор, да и самой себе она стала ненавистна. И, разумеется, ненавистен был Гаррик, улыбающийся, расчетливый Гаррик, с таким самодовольным видом развалившийся перед ней. Она ненавидела его и… любила. Любила потому, что… просто любила, сама не зная за что. Знала только, что ее любовь смешана с унижением и разочарованием, и это рождало смешанное чувство страдания и

– Я думал о твоем будущем, - сказал Гаррик.

– Наверняка ты все уже устроил, - холодно ответила она.

Билет до Парижа. Ежегодное жалованье.