– А ты как думаешь, Павел?
– Думаю, что-то серьезное стряслось. Иначе вас не стали бы поднимать.
– Да, это точно.
Федор Филиппович Потапчук поздоровался с ним за руку и пригласил пройти в кабинет.
– Кофе уже готов, – сказал помощник.
– Хорошо, неси.
– С сахаром?
– Поставь сахарницу на поднос, – не зная привычек полковника, распорядился Потапчук, Генерал разделся, повесил свое старомодное пальто на вешалку, спрятал его в шкаф. Снял шапку и шарф, потянулся, хрустнув суставами.
– Я, полковник, такой хороший сон видел! Снилось мне, что я лейтенант, на мне новенькая форма. Иду я себе по улице, а мундир парадный, ботинки сверкают, ремни поскрипывают. Радуюсь, весна на дворе, яркое солнце, синее небо…
– Да-да, хороший сон. Я слушаю.
– Слушаешь и улыбаешься. Небо синее-синее, как только на кодаковской пленке бывает…
Полковник Лазарев, слушая генерала, думал: «Видать, наш генерал совсем уже сдал, крепчает его маразм. Тут такие дела, а он про новенький мундир и про начищенные сапоги рассказывает!»
– ..так вот, полковник, иду я себе по Тверской-Горького, поглядываю по сторонам. А женщины вокруг – одна другой краше, и все на меня поглядывают.
А по тротуару голуби ходят, в лужах купаются. Лужи тоже синие-синие, потому что в них небо отражается…
На деревьях почки вот-вот лопнут, зеленые листочки появятся. И так мне хорошо…
– И я вам все испортил своим звонком, не дал досмотреть сон?
– Да нет, полковник, – бросил генерал, усаживаясь в кресло за большим рабочим столом, – не ты мне все испортил, а голуби. Залюбовался я на них, как мальчишка, стоящий на крыше. А голуби, будь они неладны, мне весь парадный мундир и обгадили. И на погоны, и на грудь, и на рукава. А у меня с собой, полковник, платка носового нет. Я растерялся, все на меня смотрят, пальцами показывают, хохочут. И так я себя возненавидел, а еще больше птицу мира, что готов был в канализационный люк провалиться, подальше от людских глаз.
– Да.., ну и сон.
– Вот и я Думаю… Небо синее, лужи блестят, а я весь в дерьме…
Полковник Лазарев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не зная, как остановить поток красноречия генерала Потапчука. Но тот сам прервал повествование, сказав после паузы обидные для Лазарева слова:
– Может, я и нашел бы выход и почистил бы свой мундир, но тут твой звонок, полковник, я и проснулся.
Удружил ты мне, помог сохранить дерьмо на мундире.
Вот какие дела приключились. А теперь присаживайся и рассказывай, что да как.
Доклад полковника был очень кратким. Неприятно говорить о собственных промахах.
– Я выезжал на место, все осмотрел. Вот фотографии убитых, они сейчас в морге, с ними работают эксперты. Все три выстрела были произведены почти в упор. Омоновцев не спасли даже бронежилеты. Насколько я понял, пули в пистолете Мерцалова бронебойные. Они сейчас на баллистической экспертизе, результаты будут только утром, я просил сделать все как можно скорее… – после этого Лазарев принялся пересказывать генералу, что произошло в ресторане «У Константина».
Генерал слушал, не перебивая, его рука опять стала вычерчивать на листе бумаги закорючки.
– У тебя все? – наконец-то спросил Потапчук. – Или есть уточнения?
– Да, все Как вы уже слышали, все происходило в гардеробе. Людей там, кроме омоновцев и Сергачева, не было, в ресторане имелся второй выход – за гардеробной стойкой, поэтому исчез Мерцалов почти мгновенно, словно растаял. |