А Марина времени не теряла. Все ее движения были заучены. Она показывала «домашнюю заготовку». Марина перехватила зонт и уже рукояткой нанесла противнику удар в голову, целясь в нижнюю челюсть. За стремительным ударом последовал неприятный хруст, и Марина по этому звуку поняла, что удар достиг цели – челюсть была сломана.

Пако же, несколько оглушенный, сейчас пытался встать на ноги: когда Марина неожиданно ушла из-под его броска, он со всего маху врезался в забор и грохнулся на землю. Того, что произошло с его приятелем, он еще не видел, хотя слышал его визг.

– Ну, а теперь поставим последнюю точку, – Марина развернулась на месте и ногой ударила Красавчика в пах. На этот раз гениталии молодого насильника действительно пострадали и пострадали так сильно, что вряд ли когда-нибудь в будущем у него возникнет мысль ловить беззащитных женщин на темных улицах и насиловать. А может, не возникнет не только мысли, но и желания.

Красавчик скорчился, заверещал еще громче, на несколько секунд потерял сознание, но пришел в себя от нестерпимой боли сразу в нескольких местах.

– А теперь я разберусь с тобой.

Марина переложила зонт в левую руку и остановилась в трех шагах от растерявшегося Пако.

Теперь тот прижимался к забору, абсолютно так же, как еще несколько секунд назад – Марина.

– Руссо, руссо, ебля, ебля, – сказала Марина, раскачиваясь из стороны в сторону.

«Если эти мерзавцы знают такие слова, значит, русские туристы в массовом порядке добрались до Рима… – с веселой злостью подумала Марина. – Так, что же делать с этим ублюдком? Один уже получил по заслугам, надо наказать и второго, иначе тот может обидеться. К чему ссорить друзей».

– Ну что, дорогой, ебля, ебля? – громко и абсолютно серьезно сказала Марина и повторила непристойный жест, который делал Красавчик, когда она стояла у забора, жест, лишенный смысла, когда его делает женщина. – Что, уже не хочешь?

До смерти перепуганный Пако смотрел, как корчится в луже, освещенный фарами мотоциклов, его приятель. А Красавчик пытался подняться, но руки не слушались, ноги подгибались, и он все время падал лицом вниз прямо в густую серую грязь.

"А сейчас, козел, ты у меня наделаешь в штаны.

Прямо в те штаны, из которых ты хотел вытащить свое хозяйство и получить удовольствие, изнасиловав меня", – подумала Марина, медленно приближаясь к Пако, который, парализованный растерянностью и страхом, застыл на месте, безвольно опустив руки. О том, что можно убежать, он, казалось, напрочь забыл.

Его поведение было типичным для человека, не привыкшего получать отпор, но привыкшего оставаться безнаказанным. Положение кардинально изменилось. Теперь уже длинноволосый Пако, гроза окрестных кварталов, стал жертвой, а молодая симпатичная женщина в туго обтягивающих бедра мягких кожаных брюках нападала на него, приводя Пако в панический ужас. Этот сильный восемнадцатилетний парень чувствовал себя кроликом, который находится перед удавом.

А удав почему-то медлил, не делал последнего рокового броска и не заглатывал добычу.

– Извините, извините, синьора… – выдавил из себя Пако, молитвенно прижимая волосатые руки к груди.

Он попытался повторить слова извинения по-английски. Его жалобный лепет вызвал злорадную улыбку у Марины: «Вот так всегда бывает, вначале залупается, а потом извиняется. Засунь свои извинения себе в задницу, они тебе не помогут, мудак ты гребаный!»

Почему-то всегда в таких случаях, как этот, Марина думала и изъяснялась, прибегая к самым нецензурным выражениям.

А Пако, все так же прижимая руки к груди, готов был бухнуться перед ней на колени, как в храме перед скульптурой Мадонны, и бормотать слова молитвы.