Почти сразу за этими событиями, в дверях появился тот, чей вопрос и послужил причиной столь резкой перемены в поведении нашего любителя боёв без правил. Человек, задавший простой вопрос из двух самых обычных слов, высоким ростом не отличался. Про таких говорят: ниже среднего. Не отличался он и излишней упитанностью, наверно, поэтому казался человеком подвижным и легким на подъём. Именно, подвижным, а не вертлявым. Подвижность у мужчин годам к шестидесяти полностью заменяется степенностью. У этого же человека они умудрялись органично сочетаться. Я думаю, что это и есть сам хозяин лавки.

— Роман Григорич, — пролепетал Микола. — Вот, поменять бы надобно. Всем миром собирали. Иха милость, барин-то Трошку драчуна рыночного одолеть изволили. — Он опять потряс картузом. — Архип-пушкарь да Ефим-рудознатец первыми по полтине положили, а уж потом и иные всякие… Поменять вот надобно.

— Удивили, Шен Косиджанович, — с некоторым недоумением произнёс хозяин лавки, обращаясь к китайцу. — Я наслышан, что Вы не только молниями повелевать умеете, но кулачный бой с простолюдином… Не ожидал право слово. Вот от кого угодно… Нет, никак не ожидал!

— А вот и правильно Вы не ожидали, дорогой Роман Григорьевич! — засмеялся Шен. — Потому что одолеть Трошку изволил вот этот молодой господин. — И показал на меня. — Зовут его Александэр, в наших краях недавно, только вчера вечером прибыл, а вот откуда прибыл, не спрашивайте, нам и врать не придётся!

— Однако, прошу войти, господа! — Роман Григорьевич сделал приглашающий жест, пропуская нас внутрь своей лавки.

Мы вошли. Сначала Шен, потом я, потом Микола, потом Роман Григорьевич, а Василий так и остался на пороге.

В лавке продавались не только замки. Правильнее будет сказать, что и замки там тоже присутствовали. А вот остальные предметы ассортимента, я и опознал-то не все. Нет, то есть, конечно, я сумел различить такие вещи, как тиски, клещи, напильники и разные прочие струбцины, и стамески. Даже какие-то ручные дрели лежали на одной и полок, по-моему, это кловороты или коловороты или каловороты, как-то так. Но назначение значительной части предметов я пока не понимал. Чтобы не прослыть полным невеждой, решил не расспрашивать о них. Большую же часть прилавков и полок занимали весы и разные гирьки для них. В основном это были рычажные весы, но пару безменов я тоже заметил.

Всё это я рассматривал, пока Микола под руководством Роман-Григорича считал мои «призовые деньги». Шен же с любопытством наблюдал за процессом. Микола сортировал монеты по номиналам и складывал в стопки, как я понял, по десять штук. Господин Михайлов считал сами стопки.

— Ну что ж, господин Александэр, — произнёс Роман Григорьевич, когда они закончили. — Ровным счётом двенадцать рубликов и семьдесят шесть копеечек, однако!

— И что удивительно, — заметил Шен, — не то что полушек, а и копеек даже нет. Самые мелкие монеты — грошики.

— Да-а-а, видать славно Вы Трошке наподдали, — Роман Григорьевич произнес эти слова очень проникновенно. И я подумал, что обзавёлся в Армагорске ещё одним хорошим знакомым.

— Славно, Роман-Григорич! Истинный свет, славно! — С жаром подхватил Микола. — Особливо другой-то раз! Как его милость Трошку ногами…

— Миколка! — прервал его хозяин. — Сколько учить тебя болвана? — Господин Михайлов поморщился, как будто кто-то рядом провёл пенопластом по стеклу. — Токма, ишшо, давича… Ты когда-нибудь научишься нормально разговаривать? Ты же не на рынке!

А ведь, действительно, когда мы с Миколой только познакомились, он говорил по-другому.