— «Спасибом» не отделаетесь! — хохотнул в трубке женский голос.
* * *
...Когда босая, растрепанная и взмыленная Фирочка в подоткнутом халатике, с почти целиком обнаженными грязными и стройными ножками...
...стараясь подавить приступы подступающей к горлу тошноты...
...огромной половой тряпкой собирала с пола нечистую воду, переполнявшую унитаз...
...и отжимала эту тряпку в старую большую эмалированную кастрюлю...
...у входной двери раздался долгожданный звонок!
Фирочка бросила тряпку, поспешно обо что-то вытерла руки и помчалась открывать дверь.
На пороге стоял высокий тощий парень с хмурым лицом, лет двадцати трех.
Он был в свитере, грязном ватнике, рабочем комбинезоне и старых солдатских кирзовых сапогах. На голове — черная лыжная шапочка с помпоном.
В руках он держал большой моток стальной проволоки и коленкоровую сумку с инструментами.
— Вы водопроводчик? — с надеждой спросила Фирочка.
— Сантехник я, — грубовато ответил ей парень. — Взрослые дома?
— Дома... — растерялась Фирочка и стала нервно прикрывать ноги халатом. — Я... Я — взрослые.
— Ты?! — поразился парень.
ГОЛОС АНГЕЛА:
— До утраты девственности у Фирочки оставалось всего пятьдесят восемь минут...
— Я — педагог! — окрепшим от обиды голосом заявила Фирочка.
— Ну, ты даешь!.. — обаятельно восхитился парень и откровенно охочим глазом оглядел Фирочку с ног до головы.
Да так, что от этого взгляда у Фирочки подкосились ноги.
— Нас заливает... — чуть ли не теряя сознание, произнесла Фирочка и обессиленно прислонилась к коридорной стене.
Как раз в том месте, где висела старая пожелтевшая фотография, сделанная перед самым уходом Натана Моисеевича на фронт: папа — кругломорденький лейтенантик Лифшиц, совсем еще молоденькая мама, в шляпке — «менингитке», и Фирочка — трех лет от роду, с огромным бантом на голове.
* * *
... Парень в лыжной шапочке — Серега Самошников — сбросил с себя ватник прямо на пол и пошел в туалет, на ходу разматывая толстую стальную проволоку с металлической мочалкой на конце.
Запихнул эту мочалку в горшок и стал ритмически, вперед и назад, всовывать проволоку все глубже и глубже в жерло горшка...
При этом он шумно и так же ритмично дышал в такт своим наклонам над унитазом.
Наклоны и прерывистое дыхание парня тут же пробудили в Фирочкиной головке воспоминания десятилетней давности...
* * *
... ГЛУБОКАЯ НОЧЬ. ДЕВЯТИЛЕТНЯЯ ФИРОЧКА ПРОСЫПАЕТСЯ В СВОЕЙ «ДЕТСКОЙ» ОТ ТАКИХ ЖЕ ЗВУКОВ — РИТМИЧНОГО СКРИПА КРОВАТИ И ПРЕРЫВИСТОГО МУЖСКОГО ДЫХАНИЯ, ДОНОСЯЩИХСЯ ИЗ КОМНАТЫ МАМЫ И ПАПЫ...
В ТАКТ ЭТИМ ЗВУКАМ ФИРОЧКА СЛЫШИТ НЕГРОМКОЕ ЖЕНСКОЕ ПОСТАНЫВАНИЕ...
В НОЧНОЙ РУБАШЕЧКЕ ФИРОЧКА ВЫСКАЛЬЗЫВАЕТ ИЗ ПОСТЕЛИ И ОСТОРОЖНО КРАДЕТСЯ К ДВЕРИ РОДИТЕЛЬСКОЙ СПАЛЬНИ — ЗВУКИ НЕСУТСЯ ИМЕННО ОТТУДА!..
ОНА ЧУТОЧКУ ПРИОТКРЫВАЕТ ЭТУ ДВЕРЬ...
... И В УЗЕНЬКУЮ ЩЕЛОЧКУ ВИДИТ ТАКОЕ... ТАКОЕ!!!
... ОТ ЧЕГО У НЕЕ ПОТРЯСЕННО ОТКРЫВАЕТСЯ РОТ...
... И ОНА, В ТИХОМ УЖАСЕ, ТУТ ЖЕ ПРИКРЫВАЕТ ДВЕРЬ РОДИТЕЛЬСКОЙ СПАЛЬНИ...
* * *
— Соседи ваши виноваты, раздолбай несчастные! — хрипел над унитазом парень. — Глянь! Тут тебе и тряпки, и шелуха картофельная! Вот ваша вода и не проходит куда положено... Штрафануть бы их, обормотов чертовых...
Но Фирочка не видела ни тряпок, ни картофельной шелухи...
Она глаз не могла оторвать от больших и сильных рук этого парня в смешной лыжной шапочке, смешно сбившейся ему на затылок и ухо. |