Мы рассказали всё. Про Стакомск, про Валиаччи, про предательство и плен, про разрушение Зон. Про Машку. Особенно про Машку. Мою большую промашку. Умолчали только то, о чем никому знать не нужно было. Про Центр и про инопланетян.
— То есть, — Жаров был удивлен настолько, что я как-то автоматом шагнув к холодильнику, достал оттуда бутылку водки, а Янлинь, поняв меня без слов, притащила пакет «спирта-плюс», — Ты вот сейчас, нам троим, хочешь сказать, что вся оставшаяся проблема, которую мы все имеем — это одна умирающая девочка, которая хочет тебя убить? И ты, чтобы её выманить, нацелен захватить плавучий энергоблок⁈
— Может быть, тогда лучше кого-то из нас? — от такого наивного вопроса Афонова Жаров и Лебедева закашлялись самым лютым образом.
— Антон Рагимович, вы не годитесь, — вздохнула Кладышева, — В отличие от энергоблока с вами можно договориться. Машка наша, конечно, дурочка, но она тренированный агент «Стигмы». Уж такое она раскусит сразу.
— Антон, как тебе подобное вообще в голову пришло! — наконец, обрела голос Лебедева, — Ты с Луны упал, что ли? О чем мы тут вообще говорим?!!
— О сохранении репутации всех неосапиантов, которая точно пострадает, если я захвачу ядерный реактор, — любезно объяснил я женщине. Та нервно выпила водки, а потом спросила, зачем мне его вообще захватывать, если речь идёт всего лишь о Машке. Пришлось пояснять, что Машка поехала чердаком и умирает, поэтому, чем меньше времени у неё останется, тем радикальнее меры она предпримет, чтобы заставить всех и каждого меня уничтожить. А я уничтожаться не хочу и не буду. Да и кто даст гарантию, что после моей смерти она сложит лапки? У деревенщины есть огромные претензии к Валиаччи, к примеру…
— Вы можете нам помочь, — неожиданно сказала Янлинь, вызывая очередной приступ кашля у всех троих, — С вами мы без каких-либо проблем уничтожим террориста.
— Нет, девочка, не выйдет, — дёрнула щекой Лебедева, — У нас… семьи.
— С этим могу помочь я, — предложил, признаюсь, не удержавшись, — Профессионально.
Мне возразили, объяснив, что, пойдя на нарушение приказа (или крайне настойчивой просьбы), лучшие неосапианты КПХ желали прояснить ситуацию, найти альтернативное решение и то, лишь потому что не хотели никого убивать, да и то — лишь под давлением авторитета Афонова, который меня знал и помнил. Устраивать сейчас бойню среди своего, пусть и не слишком чистоплотного руководства, они не желают категорически. Все и так сейчас… чересчур.
«Всё могло быть совершенно иначе, Витя, если бы ты сделал то, о чем я тебе намекала. Полетел бы в Кремль, поставил бы там всех раком. Согнул в нужную позу страхом. Твоя репутация от этого хуже не стала бы. А что сейчас? Если бы эти люди не были бы настолько чистоплотны, ты бы с девчонками сейчас составлял одну, раскаленную до нескольких тысяч градусов, массу… размером со спичечный коробок. Может быть, ты бы это пережил, кто тебя знает. Они — точно нет. Это того стоило? Твоё чистоплюйство того стоило?»
Мотнув головой, чтобы вытрясти из неё воображаемую Окалину-старшую, я уставился на гостей. Что мол, в таком случае, делать будем?
— Здесь и сейчас? Ничего, — решил, именно решил за всех троих Афонов, вставая, — Мы ничего не будем делать. |