|
На интонации не было сил, головная боль снова усилилась. Это, однако, не означало, что он потерял способность соображать. — Так что там с картиной? — все так же бесцветно спросил Вадим. — Она пропала, — спокойно ответила мать. — Что?! — Вадим приподнялся в кресле, взявшись за подлокотники, что было очень неудачно, потому что в тот же миг он почувствовал резкую боль, — на грудную клетку была надета тугая повязка, но не гипс, и некоторые движения оказывались очень болезненными. Вадим рухнул обратно в кресло. — Что значит пропала? Когда? — Я не хотела тебе об этом говорить, — ответила Нонна Анатольевна. — Мы с твоим отцом и сами не сразу заметили. Не до того было. А вчера я к тебе зашла, смотрю — стена какая-то пустая. Сначала не придала этому значения, а вдруг понимаю — бабушкиного портрета нет. — Ты только вчера заметила? — уточнил Вадим. — Да, — кивнула мать. — Позвала отца, он тоже ничего не знал. Я думала, ты… в курсе. — Что? — переспросил Вадим, до которого не сразу стал доходить смысл маминых слов. — Вы что? Он в изнеможении закрыл глаза. Родители думали, что это он… Продал, проиграл, потерял… Мысль была ужасная, но, положа руку на сердце, Вадим не мог не согласиться, что основания так думать о нем были. Были. — Мама. — Вадим открыл глаза и увидел, что Нонна Анатольевна сидит перед ним, все так же сложив руки на коленях. — Мама, картину взял не я. Скажи честно, вы с отцом решили, что я ее продал? — Недавно снова появлялся мистер Уолш. — Мама, как всегда, начала издалека. — Снова завел разговор о «Женщине с петухом», потом сказал какую-то странную фразу, которой мы с отцом не придали значения, я даже не помню точно, как он выразился… Что-то вроде того, что он может согласиться на предложения других. — И ты подумала, что на мои? Что это я ему усиленно толкаю картину, а он не берет, ангельская душа? — Он сказал, кажется, что ты однажды… — Я сейчас расскажу, как все было… Вадим снова закрыл глаза, собираясь с силами, потому что нелегко взять и открыто признаться хоть и не в подлости, но все же не в самых красивых поступках. Пришлось выложить все: и про Адрианыча, и про Кристину. Потому что иначе не объяснить, как вышло так, что он своими руками отдал «Женщину с петухом» и выручил ее по чистой случайности. Нонна Анатольевна слушала сына не перебивая. Когда он закончил, она спросила только: — А что сейчас с этой девушкой? С Кристиной? — Не знаю, — ответил Вадим. — Я недавно пытался ее найти. Уехала куда-то. Бабушка умерла у нее, и ее забрала мать. Мать и сын замолчали. — Значит, картину взяла Лера, — вдруг сказал Вадим. — Ты можешь верить мне или нет, но я-то в себе уверен. Лера, — повторил он убежденно, — больше некому. — Так я сейчас позвоню ей. — Мать поднялась со стула. — Я все эти дни ждала, что она позвонит сама, но она не проявлялась. — Звонить бесполезно, — без всяких эмоций остановил ее Вадим. — Она ушла. В тот день, когда я попал в аварию, я заезжал на «Горьковскую». Она забрала все свои вещи. — Значит, пока мы были на даче… — покачала головой мать. — Да, — кивнул Вадим. — Но откуда у нее ключи? — У меня были… в пиджаке. Она знала. — Но это же кража. — Ты считаешь, это ее остановит? — Надо позвонить в милицию. — Лучше сходить, — посоветовал Вадим. |
