|
Гирканцы снова меня поработят, и пираты… — А как насчет козаков? — предложил он. — А разве они лучше пиратов? — спросила она презрительно. Восхищение Конана увеличилось при виде того, как быстро она пришла в себя после всех этих страшных переживаний. Ее высокомерие забавляло его. — Создавалось впечатление, что ты думала именно так в лагере Гори, — ответил он. — Там ты довольно охотно улыбалась. Ее красные губы скривились от презрения. — Ты что, думаешь, что я была покорена тобой? Ты думаешь, я могла бы по доброй воле так бесстыдно себя вести перед варваром, который хлещет пиво и обжирается мясом? Мой господин, чье тело лежит здесь, силой принудил меня к этому. — О! — Конан казалось упал духом. Но затем он рассмеялся с прежним пылом. — Неважно. Теперь ты принадлежишь мне. Поцелуй меня. — Ты осмеливаешься просить… — начала она со злостью, но почувствовала, что оказалась прижата к мускулистой груди гетьмана. Она сопротивлялась отчаянно, изо всех своих молодых сил, но он только весело смеялся, пьяный от обладания этим стройным созданием, извивавшимся в его в руках. Он с легкостью преодолел ее сопротивление, наслаждаясь нектаром ее губ со всей присущей ему необузданной страстью, пока руки боровшиеся против него не ослабли и не обвили его массивную шею. Затем он с улыбкой посмотрел в ее чистые глаза и сказал: — Почему главарь Свободного Народа не может быть предпочтительней городской туранской собаки? Она отбросила назад свои желтые локоны. Каждый ее нерв все еще трепетал от огня его поцелуя. Она не убрала свои руки с его шеи. — Ты считаешь, что ты не хуже Аги? — спросила она с вызовом. Он засмеялся и зашагал к лестнице, неся ее на руках. — Вот увидишь, — похвастал он. — Я сожгу Хаварис, чтобы он факелом освещал твой путь в мою палатку. |
